Викториано с ним подружился, а когда узнал, что несколько воров из знатных решили преподнести ему в складчину резиновый протез, внес свой пай. Инспектор подолгу беседовал с приятелями Артуро; а раньше, бывало, скажет вору несколько слов по службе — и делу конец. Артуро был славный малый, приветливый, улыбчивый, и с виду приличный: он объездил пол-Европы, а в парижской тюрьме, где провел несколько лет, выучился говорить по-французски. Когда Викториано только начинал работать полицейским, ему попадались одни подонки, нахальные и грязные карманники самого низкого пошиба, вот он и думал, что все воры такие. Правда, среди низкопробных живоглотов случались, бывало, птицы и поцветастее, этакие изящные колибри, но ему и в голову не приходило считать их за людей и допытываться, что у них за душой, потому что у него на этот счет было твердое убеждение, вернее предубеждение: вор — он вор и есть. Артуро все в нем перевернул, но дался ему нелегко: Викториано вбил себе в голову, будто из-за него Артуро остался без ноги, и как тот ни уговаривал его, что просто ему, Артуро, не повезло, инспектор стоял на своем. Он виноват. С того раза Викториано стал присматриваться к ворам, заводил с ними всякие разговоры на вокзале, а то и в тюрьму пойдет, если какой из них покажется ему интересным. Бывали приятные встречи, но случалось ему встречать таких хамов, что только в лицо не наплюют, что ни слово — уши затыкай. Другие, рангом выше, жили тихо-мирно, вроде Артуро, но это, конечно, не помешало бы им при случае вытащить кошелек у самого господа бога, так ведь одно дело характер и совсем другое — профессия. Больше всего ему нравились одиночки, хотя у каждого из них, как он заметил, было что-нибудь не так: один мрачный и нелюдимый, у другого странные причуды, а у третьего в семье нелады. Но все они — до этого Викториано наконец дошел — все они, хорошие и даже плохие, были людьми, такими же людьми (оставим в стороне их профессию), как тюремные надзиратели, полицейские, начальники, адвокаты, чиновники, рабочие — в общем все, кого он встречал или мог бы встретить. Почему бы им не сменить ремесло? Легко сказать — у нас не очень-то разлетишься: плотник — он плотником и умирает, а машинист — машинистом. Бывает, конечно, повезет, да таких раз-два — и обчелся.
Но Викториано ждали еще не такие чудеса. Однажды он встретился лицом к лицу с вором, испанцем, по прозвищу Красавчик. Этот Красавчик если и попадался, то через два часа в комиссариате все, от жандармов до высших чинов, были у него в приятелях. Перед ним никто не мог устоять. Непонятно, зачем ему понадобилось воровать; пусть бы пошел в открытую, выдал свою самую очаровательную улыбку и попросил кошелек — ему отказал бы разве лишь последний прохвост; уж про тюремного надзирателя никак не скажешь, что он добренький, а и тот принес в камеру Красавчику графин вина. Когда Викториано его задержал и вывел на улицу, Красавчик задал обычный вопрос: куда они идут? В полицию, куда же еще!
«Послушай, дружище! А я думаю, не выпить ли нам по стаканчику вина. Здесь, говорят, подают славные маслины».
Красавчик сыпал шутками да прибаутками, а Викториано умирал со смеху всю дорогу до самого участка, где, несмотря на приятность их беседы, он его покинул, а сам вернулся на вокзал. Явных улик против Красавчика не было, и через несколько дней его освободили! В тот же самый вечер он появился на Центральной. В элегантном, по моде одетом господине с аккуратно подстриженными усами, выходившем с плащом на руке из вагона первого класса вечернего экспресса, Викториано с удивлением узнал Красавчика. Приклеившись к какому-то сеньору, Красавчик нахально выдергивал у него из кармана кошелек. Тут он увидел Викториано, но ничуть не оробел и не бросился, как другие, наутек, а хитро ему улыбнулся, подмигнул и, не оглядываясь на онемевшего от изумления инспектора, помчался догонять ускользающий кошелек. Когда Викториано наконец пришел в себя, Красавчик уже покинул его владения, стоял на тротуаре у вокзала и — куда девалась обычная веселость и добрый нрав! — яростно скрежетал зубами: его подопечный взял машину и укатил вместе с кошельком. Будь они прокляты! Хоть бы один порядочный кошелек за год! Викториано еще пришлось его утешать. Но у него, у Красавчика, ведь жена и пятеро детей! Точно пудовые гири на ногах! Что же ему делать?
Что еще говорил Красавчик, что он там напридумывал и как они поладили с инспектором, так и осталось тайной. Но только с той поры на Ретиро, да и на других вокзалах города, он чувствовал себя как рыба в воде. Кошельки и чемоданы уплывали косяками, точно на их хозяев кто дурману напустил, а полиция нанялась помогать. Начальник вызвал Викториано. Что у вас там? Все в порядке, сеньор. Ну, а кражи? Инспектор пожал плечами. Смотрю во все глаза — ничего подозрительного. Что прикажете делать? Надо смотреть получше.
Его понизили в должности и перевели на пристань. И в тот же день, не успели с английского пакетбота спустить трап, как у капитана стащили бумажник, набитый фунтами стерлингов. Тогда Викториано поручили банк, но управляющий взмолился, чтобы поставили другого, потому что клиенты боятся порог переступить. С тех пор стоило Викториано появиться, как за ним увязывались карманники; только и слышно было: «Кошелек украли! Держите вора!» Но вора как не бывало. Викториано вызвали в префектуру, да ничего не добились, вернее — добились того, что теперь воровали повсюду, при Викториано и без него. Вот где ворам жизнь пошла, воруй — не хочу. Они поползли как тараканы из всех щелей и бросились, засучив рукава, загребать полными пригоршнями что похуже лежит; но в городе не засиживались — а вдруг такому раздолью не сегодня-завтра придет конец. На вокзалах воров развелось видимо-невидимо, по вору на пассажира, однако тюрьмы пустовали — попадались лишь самые неумелые, да еще те, кого пассажиры, схватив на месте преступления, силком выволакивали на улицу, потому что с вокзала всех агентов словно ветром сдуло. А постовые к ворам касательства не имели. Начальство корчилось и извивалось, как на раскаленной сковороде. Вмешался даже губернатор провинции. Допросили полицейских, но никто ничего не знал, хотя, конечно, и блюстители порядка и карманники знали, где собака зарыта: Викториано и другие инспекторы, а также агенты первого, второго и даже третьего класса были в сговоре с воровскими шайками и участвовали в дележе добычи. Полицию разъедала продажность и неудержимая «любовь к ближнему», которая пошла от Викториано. Но в один прекрасный день все полетело кувырком, потому что зарвались: Черный Антонио, который до того прислуживал главарю шайки налетчиков, орудовавшей с милостивого соизволения некогда грозного Викториано, решил, воспользовавшись благоприятными обстоятельствами, перейти в карманники, хотя руки у него были дубовые, впору только пристукнуть или задушить в темном переулке. Так вот, этого самого Антонио, пьяного в стельку, арестовали на Центральной: мало того, что он нагло вытащил из кармана бумажник, так еще избил хозяина, когда тот попытался отстоять собственные деньги. Тут-то инспектору и пришел конец. В камере с пьяных глаз Антонио разговорился; про это доложили начальнику, и начальник велел его привести. Что он там несет? Почему несет? Истинная правда. А что за правда? Пусть выложит все начистоту. Видно, он парень с головой. И этот дурак и задавака Антонио возьми да все и расскажи: Викториано и почти все агенты получают от воров взятки. Врет! Вру? Если докажет, отпустят на свободу. Согласен.
