Такси уже ожидало возле дома, а Марина все не выходила из ванной. Вадим несколько раз подходил к двери, из-за нее доносился возбужденный голос Марины, и он не решался постучать. Видимо, ее объяснения мужа не удовлетворили, и назревал скандал.
Наконец она вышла из ванной с раскрасневшимся от возбуждения лицом.
— Нас в Качановке видела его сотрудница, была там с мужем на экскурсии! Мне и в голову не могло прийти, что в такой дыре встречу тех, кто меня знает! Эту Валю я не помню — его сотрудницы для меня все на одно лицо, а она меня запомнила!
— Вот хрень! — воскликнул Вадим, не зная, чем помочь любовнице.
— Переживем и это! — оптимистично заявила Марина, направляясь к входной двери. — Несколько дней не будем видеться, пусть все стихнет. Придется побыть паинькой!
— Может, какая помощь требуется?
— Помощь? Женись на мне!
Вадим растерялся и не знал, что на это сказать.
— Ха-ха! Я пошутила! Ты испугался? — Марина нервно ему подмигнула.
— Позвони мне завтра, расскажешь… — Вадим чувствовал себя неловко и понимал, что говорит не то.
— Не бери в голову — я просто нервничаю, — сказала Марина, постепенно успокаиваясь.
Вдруг она устремила взгляд на старинное зеркало и, подойдя к нему, провела по раме рукой.
— Вадя, не нравится мне это трюмо! Я уверена, твоя мама говорила именно о нем — это оно приносит несчастье! Чем скорее ты избавишься от него, тем будет лучше!
— Ты уже никуда не спешишь?
— Ах да! Это зеркало сводит с ума — в нем ощущается что-то нехорошее, угрожающее.
Марина снова направилась к двери. Вадим проводил ее вниз, до такси. Когда она садилась в автомобиль, напомнила:
— Чем быстрее ты избавишься от зеркала, тем лучше. Фотографию и те листки сожги — это дела давно минувших дней, в них нет ничего хорошего. Мне пока не звони — я сама тебя наберу. Чао!
Вадим вернулся в квартиру и посмотрел на разложенные возле зеркала пожелтевшие листки и фотографию мертвой девушки. «Это как-то связано с прошлым моих предков?»
Отца он не помнил, со слов матери, он был геологом, не вернулся из экспедиции. Имелись лишь несколько его фотографий — отец был крупным мужчиной с волевым лицом. Одна из них была свадебная — он в сером костюме, мама в подвенечном платье, запечатленные анфас. В доме бабушки на стене висела их с дедом черно-белая фотография — у него суровое лицо, тяжелый взгляд, он в черном костюме-тройке. Тогда ему было лет сорок пять. Бабушка на фото выглядела значительно моложе его. Вадим знал, что на старинных фотографиях люди часто выглядят значительно старше своего возраста.
Он помнил бабушку старой, она родилась в начале тридцатых годов. На первый взгляд разница в возрасте бабушки и дедушки на фотографии — лет десять-пятнадцать.
«Почему признание убийцы бабушка хранила в ящике трюмо? Неужели неизвестный убийца имел отношение к моим предкам или даже был одним из них? В 1897 году убийца был взрослым мужчиной и вполне мог быть отцом моего деда. Бабушка и мама, когда я пытался узнать о моих предках, ловко уходили от ответа, меняя тему разговора на более интересную для меня. Скрывали какую-то темную историю?»
Вадим заставил себя рассмеяться. «Что это я понапридумывал? Возможно, дед разбил бабушке сердце, уйдя к другой, и она всю оставшуюся жизнь хранила в душе обиду на него, поэтому и не хотела о нем рассказывать». Неоконченная исповедь убийцы взволновала Вадима, а также то, что его самые родные люди, бабушка и мама, говорили недомолвками, когда разговор заходил об отце и деде.
— Чушь! — громко произнес Вадим. — Посещение тюрьмы, общение с убийцами подействовали на меня, и в голову стали лезть всякие глупости. Почему я решил, что эта исповедь имеет отношение к моим предкам?
Взгляд Вадима упал на фотографию покойницы с открытыми глазами. «В тебя был влюблен убийца. Что он натворил? Убил соперника? Ну не тебя же, ту, которую любил?»
Вадим взглянул на свое отражение в зеркале — бледный, разволновавшийся. Вдруг оно исчезло и вместо него возникло отражение лежащей на постели покойницы с фотографии, которая была вся в белом. Но лицо у покойницы было другое, и он ее знал! Это была Марина!
Внутри у него похолодело. Вадим в ужасе закрыл глаза, а когда открыл, все вернулось в норму — в зеркале было его отражение.
— Чур меня! Привидится же такое!
Ему вспомнились предостережения Марины в отношении этого зеркала. «Что это со мной было? Галлюцинация? Никогда ничего подобного не случалось!» Потом он вспомнил, как во Власовке его поразило видение. «И это связано с зеркалом?»
— Все это чушь! Я слишком устал, вот и мерещится всякое! — громко произнес Вадим, глядя на свое отражение в зеркале.
Он взял фотографию покойницы и стал внимательно ее рассматривать, особенно зеркало — не оно ли теперь стоит перед ним? Очень сложно было их сравнивать — на фото не видно навершия зеркала, лишь его боковины. Вроде похожи. Но даже если зеркало одно и то же, что с того? Зеркало отражает то, что находится перед ним, и не имеет памяти. Или имеет?
Вадим почувствовал, как по спине пробежал холодок.
14
Утром Вадим занимался снимками, сделанными в Житомирской тюрьме, используя «Фотошоп» и другие фоторедакторы. Ближе к полудню позвонила Марина, сначала он даже не узнал ее голоса — так он изменился.
— Ты можешь сейчас приехать ко мне на работу?
Вадим вздохнул — ему не хотелось прерывать свое занятие, но по голосу Марины он понял, что у нее проблемы, скорее всего возникшие из-за вчерашней ссоры с мужем.
— Могу. Оденусь и подъеду.
— Когда выедешь — позвони, я буду ждать тебя в парке.
Марина работала на Печерске, недалеко от Мариинского парка. Вадиму пришлось проехать лишних два квартала, прежде чем он нашел, где припарковать автомобиль. Пройдя по широкой ухоженной аллее парка, он увидел Марину возле смотровой площадки с видом на Днепр и Труханов остров.
— Вчера был скандал?
— Грандиозный! И сегодня тоже! — Она достала из сумочки сигареты и закурила, хотя уже два года как бросила курить и серьезно занималась фитнесом. — Алексей знает все о наших отношениях. После красочного рассказа сотрудницы он поручил своему сисадмину взломать мою электронную почту, и тот это сделал! Помнишь те фотки в стиле ню, сделанные у тебя дома? Он добрался и до них, хотя ему было бы достаточно нашей переписки.
Вадим ощутил в груди холодок, как у него обычно бывало перед грядущими крупными неприятностями.
— Утром я забрала дочку и переехала к маме.
— Будешь разводиться?
— Он против — из-за дочки. Недавно позвонил, сказал, что простит меня, если я поклянусь именем дочки, что порву с тобой и больше никогда не буду ему изменять.
