Усадьба Ступачевских имела неприглядный вид. Дом был большой, деревянный, с давно не крашенным фасадом и обвалившейся местами штукатуркой. К нему примыкали два флигелька на одно окно. Чтобы попасть в дом, надо было пройти между двумя потемневшими от времени деревянными колоннами, потом через открытую веранду, протянувшуюся на всю длину фасада и ограниченную с обеих сторон выступающими флигелями. Дом требовал серьезного ремонта. Левый флигель с заколоченным досками окном был нежилой. Поместье ограждал деревянный забор из штакетника, почерневшего от времени. Вид «барской» усадьбы говорил, что лучшие ее времена миновали и наступило время жесточайшей экономии из-за нехватки средств.
Двор перед домом был обширный, с цветочной клумбой и несколькими фруктовыми деревьями. Сторожевые функции выполнял древний облезлый пес Полкан, лежавший с безучастным видом на земле перед будкой. Длинная цепь, привязывающая его к этому месту, казалась излишней — Арсений за время своих посещений ни разу не видел, чтобы пес отходил от будки дальше чем на пару шагов. И в этот раз, увидев входящего через калитку гостя, пес издал загадочный звук, который можно было принять скорее за повизгивание, чем за сигнальный лай.
— Молчать, Полкан! В будку! — послышался звонкий мальчишеский голос, и, повернувшись на него, Арсений увидел светловолосого, вихрастого, веснушчатого мальчишку лет двенадцати, набиравшего воду из колодца. Во время прежних посещений усадьбы Ступачевских Арсений его уже встречал — мальчишка был сыном прислуги и помогал по хозяйству.
Не увидев коляску возле дома, обычно стоявшую здесь, когда Ступачевский приезжал домой, Арсений сделал вывод: «Дмитрий Петрович еще не приехал», и это его ободрило. Не обращая внимания на пса, он быстрым шагом прошел к дому, поднялся на веранду, подошел к двери. Дернув за шнур звонка, уходящий через отверстие внутрь, Арсений едва услышал звук. Ему открыла прислуга — женщина средних лет, одетая по-деревенски, поверх ее наряда был повязан бело-серый полотняный фартук. Звали ее Фрося. Она поздоровалась с Арсением, отступила в сторону, приглашая войти.
— Барышня вас ожидают-с. Заранее приказали приготовить обед и на вас. Проходите в гостиную — барыня там, чудят-с с картами.
Большая комната служила гостиной и одновременно праздничной столовой. Здесь стояла добротная, очень старая дубовая мебель. За стеклами буфета виднелся сервиз из тончайшего китайского фарфора. Входя в комнату, Арсений увидел свое отражение во весь рост в трюмо в раме черного цвета и невольно рукой пригладил волосы. Зинаида Ивановна, матушка Анны, сидела за длинным столом, покрытым бордовой бархатной скатертью. Это была изящная красивая женщина, выглядевшая значительно моложе своих сорока с небольшим лет, она вполне могла сойти за старшую сестру своих дочерей.
Арсений поздоровался и поцеловал протянутую ему дамой ручку.
— Я рада вас видеть, господин Бессмертный! Анюта предупредила о вашем визите. К сожалению, Дмитрия Петровича не будет. Он уведомил нас об этом письмом, задерживают служебные дела. Располагайтесь, где вам будет удобно, Анюта сейчас к вам выйдет.
Арсений обратил внимание на карты, разложенные на столе:
— Раскладываете пасьянс?
— Вы почти угадали, — улыбаясь, кивнула Зинаида Ивановна. — Хочу узнать будущее, чтобы его обмануть.
— Разве можно обмануть Судьбу? — искренне удивился Арсений.
— Судьба — это когда предначертанное уже исполнилось. А до того все может иначе повернуться. Помните, в «Пиковой даме» Пушкина Германн, узнав секрет трех карт, ставит все свое состояние на последнюю карту и проигрывает? Представьте себе, что Германн, узнав, что игра окажется роковой, не станет ее продолжать. Выигранных денег ему с избытком хватит на оставшуюся жизнь. Судьба самого Александра Пушкина тому пример. Из тридцати вызовов на дуэль он был инициатором двадцать раз. В основном дуэли заканчивались примирением сторон, но в пяти он выходил к барьеру. Знал бы Александр Сергеевич о смертельном исходе последнего поединка, наверняка избежал бы его.
— Кто знает! Это ведь был вопрос чести, — не согласился Арсений. — Смерть Пушкина была случайностью — пуля, раздробив кость, ушла вверх, в брюшную полость. Поэтому ранение оказалось смертельным.
— Этой случайности не было бы, если бы Пушкин стрелялся в другой день. — Зинаида Ивановна мило улыбнулась. — Я составила гороскоп Пушкина — он показал роковые дни, в их числе было и 27 января
[5] 1837 года. Следующая роковая дата у него была бы только через семь лет.
Арсений не знал, что на это сказать, — Зинаида Ивановна говорила вполне серьезно. Так что он лишь неопределенно пожал плечами и спросил:
— Так это у вас гадание?
— И пасьянс, и гадание. Дмитрий Петрович в это не верит, но когда я ему даю советы, основанные на моих пасьянсах, он прислушивается.
В гостиную вошла Анна с младшей сестрой Лизонькой — худенькой неприметной девочкой лет тринадцати, выглядевшей крайне блекло на фоне более яркой сестры. Хотя она была еще только «нераспустившимся бутоном», но уже сейчас было ясно, что и «цветок» будет весьма скромный, не бросающийся в глаза. Поздоровавшись, Лизонька сразу прошла к маменьке, предоставив сестре возможность поговорить с кавалером.
— Здравствуйте! Я очень рада, что вы не испугались и пришли. — Анна мило улыбнулась.
— Почему я должен был бояться? — удивился Арсений.
Зинаида Ивановна также поинтересовалась:
— Правда, Аня, почему господин Бессмертный должен бояться нас навещать?
— Это совсем не то, что вы, маменька, подумали. Мы обсуждали литературное произведение, и у нас мнения разошлись, — пояснила Анна, и говорила она так искренне, что Арсений даже усомнился в том, что вчера правильно истолковал ее слова.
— Идемте, Арсений, в наш сад, — предложила Анна.
Выйдя из дома, они устроились рядышком на скамеечке в дощатой беседке, стоявшей посреди небольшого фруктового сада. Арсений чувствовал себя неловко, не знал, с чего начать. Не придумал ничего лучшего, как заговорить о погоде:
— Сегодня солнечно и жарко, не то что вчера. Косари уже в поле — погода им благоприятствует.
— Лето — самая прекрасная пора! А вот Артем почему-то любит осень. Дожди, грязь, холод… Скажите, что в ней хорошего?
— Осенняя пора — очей очарованье! — процитировал Арсений Пушкина.
— Даже золотую осень я люблю лишь на картинах. — Анна лукаво посмотрела на Арсения. — Я рада вас видеть. Вы что-то хотели мне сказать при встрече?
Арсения бросило в жар — он понял: сейчас или никогда!
— Je t’aime!
[6] — едва слышно произнес он.
— Я во французском не очень сильна, — игриво произнесла девушка, и по выражению ее лица было ясно, что она все прекрасно поняла.
