Напротив публики в высоких деревянных креслах за длинным узким столом, заваленным бумагами, разместилась коллегия суда смешанного состава, состоящая из епископа Иоганна Нидера, совместившего роль председателя и обвинителя, по левую руку от него разместился нотариус, по правую – городской судья, который по многолетней привычке, едва заняв свое место, тут же принялся клевать носом. Кресло, предназначенное для бургомистра Бранта, также включенного в коллегию, вызывающе пустовало. За их спинами стоял судебный пристав, готовый выполнить любое распоряжение коллегии.
За отдельным столом боком к зрителям и судьям расположился секретарь суда, чьей обязанностью было вести протокол. Напротив него за невысоким бортиком стояла изможденная Ангелина Бранкович со скованными руками. Ее привели позже всех прямо из каземата и ввели в зал суда спиной вперед. «Так она не сможет навести порчу на судей», – объяснял Ульрих капитану городской стражи, инструктируя его об особенностях конвоирования ведьм. С одной стороны от нее вытянулся с пехотным палашом на изготовку рослый солдат из городской стражи, а с другой – переминаясь с ноги на ногу, топтался тюремный надзиратель с наголо обритой головой, в сером кафтане с небрежно заштопанными прорехами. Рядом с ними на колченогом табурете примостился адвокат Якоб Фидлер. Выражение его лица было бесстрастным, лишь глаза светились грустью – Ангелина заявила, что у нее нет врагов, и категорически отказалась называть кого бы то ни было. Сама она была спокойна, несмотря на страшную усталость и то, что она с трудом держалась на ногах. Адвокат успел ей шепнуть, что епископ намерен изловить и Сунчицу, в ответ Ангелина промолчала, лишь морщины у рта стали напряженные и жесткие. На ее лице жили лишь зрачки – они беспокойно перемещались по людям в зале, казалось, сам суд нимало ее не занимает, как ярмарочное кукольное представление, чей финал заранее предрешен, куда важнее ей было увидеть кого-то, кого она никак не могла найти…
Епископ Нидер взял в руку молоточек и трижды стукнул по столу, знаменуя начало заседания.
Стоящий за его спиной пристав зычным голосом возгласил:
– Тишина в зале!
Публика постепенно смолкла в предвкушении зрелища.
– Встать! – гаркнул пристав, и зрители нехотя, охая и ахая, поднялись.
Епископ Нидер прочел молитву на латыни и позволил всем сесть, сам же оставшись на ногах. Зачитав выдвинутые обвинения, он повернулся к Ангелине и подчеркнуто вежливо спросил:
– Госпожа Бранкович, вы готовы принести присягу и дать показания по этим обвинениям в судебном заседании?
Ангелина даже не повернулась на звук его голоса. Помедлив пару секунд, епископ теперь уже более настойчиво повторил:
– Госпожа Бранкович…
– Моя подзащитная отвергает все обвинения, – вскочил с табурета адвокат Фидлер, – и будет защищаться молчанием.
– Что же, – епископ усмехнулся, – тогда мы огласим ее признательные показания позже, а пока заслушаем первого свидетеля. – Он обернулся к приставу и громко скомандовал: – Пристав, пригласите вдову Фриду Вейланд.
В зал ввели растрепанную, неопрятную женщину неопределенного возраста в грязном переднике. Зубов во рту у нее недоставало по милости покойного господина Вейланда, который поколачивал свою склочную женушку с первого дня их совместной жизни, впрочем, она воспринимала это как доказательство его любви. Подняв правую руку и повторяя за приставом, Фрида, запинаясь и сбиваясь, принесла присягу, после этого она неловко взгромоздилась на трибуну, приготовленную для свидетелей, и осоловело уставилась на судей, в растерянности от сконцентрированного на ней внимания.
– Что вы можете поведать нам о вашей соседке Ангелине Бранкович, известной также как Драговичанка, вдова Вейланд? – приступил к допросу епископ Нидер.
– Известная ведьма! Губила урожай, порчу наводила! – визгливо, рублеными фразами начала докладывать Фрида. – Собирала травы в лесу, чтобы потом людей травить, и приохотила к этому и эту несносную девчонку, что живет с ней не пойми почему. – Беспокойство Фриды выдавали только ее бегающие из стороны в сторону глаза. – Я много раз видела, как в пятничную ночь она вылетает из печной трубы на бревне и кружит над городом, злобно хохоча и разбрасывая что-то!
По залу прокатился вздох ужаса.
– Отметим, – прервал выступление Фриды епископ Нидер, – что об этом же говорит и другой свидетель, который в связи с неотложной поездкой на важнейшую встречу в имперскую столицу не сможет лично выступить в этом зале, но мы зачитаем его показания, заверенные нотариусом и двумя понятыми.
– Вот и я говорю, – заторопилась Фрида, – на бревне летает на шабаш, своими глазами много раз видела!
Ангелина прикрыла глаза рукой и устало заметила тихим голосом, скорее для себя, чем для публики:
– Ваш амбар весь в дырах, и хлеб там не просыхает, вся рожь заражена волчанкой, много раз я об этом говорила. Вейланды едят сырой хлеб со спорами ржаной волчанки, а она вызывает видения. На таком хлебе можно и трехглавых огнедышащих драконов увидеть…
Адвокат заинтересованно слушал Ангелину, а молодой граф Андраши увлеченно записывал ее слова карандашом в блокнот и тут же рядом широкими штрихами набросал какой-то рисунок.
Увидев, что внимание публики отвлекается от свидетеля, судебный пристав поспешил к Ангелине и раскатисто рявкнул ей на ухо:
– Мо-о-ол-чать!
После этого словно бы по команде зашлась в истерике и Фрида:
– Сама призналась! Сама! – Частички слюны из ее беззубого рта вылетали прямо на сидевших в первом ряду зрителей. – Заразила наши поля какой-то волчанкой, а мы всей семьей по ее злому умышлению травимся! Моего бедного муженька так вообще со свету сжила! А все потому, что землицей нашей разжиться хотела, ведьма!
В зале поднялся ропот, имущественный аспект был понятен абсолютно всем, и столь мерзкие намерения вызывали общее возмущение.
– Вот это она тогда и разбрасывала, когда на бревне летала! Сама себя ведьма перехитрила, вот она все начистоту и выложила! – Фрида вошла в раж, а ее гнев и ненависть передавались и публике в зале, заряжали их. – А вот еще случай был! – все не унималась Фрида. – В прошлом году я себе новую юбку справила, а у меня потом колени страшно разболелись.
– Позвольте, вдова Вейланд, а это какое отношение имеет к подсудимой? – недоуменно вскинул брови епископ Нидер.
– Как какое? Так рогожа, из которой я юбку шила, ее была! – Тут она осеклась. – То есть я хотела сказать…
– Ах вот куда девались два мешка, что я вывешивала на солнышке просушить! – воскликнула Ангелина со смехом.
– Мо-о-ол-чать! – вновь разразился криком пристав, так и оставшийся стоять за спиной Ангелины.
Епископ Нидер одобрительно кивнул приставу и, повернувшись к трибуне свидетеля, подчеркнуто учтиво спросил:
– А какая молва идет об Ангелине Бранкович в городе?
– Дурная, ваша милость. – Подобное обращение заставило епископа сморщиться, как от стакана лимонного сока. – Исключительно дурная! Ведьма, она и есть ведьма! Завсегда ей вслед плюю, ежели где ненароком встречу.
