– Я ощущаю что-то. – В голосе у него появилась нотка, похожая на волнение. – Где-то в глубине груди, там как будто бы что-то щемит и одновременно так светло, а еще я чувствую эту соленую росу на лице. – Он задыхался, как человек, вынырнувший из толщи воды и сделавший первый глоток воздуха.
– Это слезы. – Сунчица с нежностью смотрела на него, раньше он видел этот взгляд, лишь когда она разговаривала с зайчиками или кормила бельчат.
– Да, да, ты говорила, точно, слезы! – Тилля переполняли какие-то новые, неведомые ему ранее ощущения, мир вокруг начал приобретать краски, он ослеплял и оглушал его. – Что со мной? – Он оглядывался по сторонам, глаза его были широко распахнуты, словно он только что впервые увидел окружающий его мир.
– Это лед внутри тебя тает и оттаяла та грусть, светлая грусть, что оставили тебе гномы…
Вдруг Сунчица радостно воскликнула и присела у проталины, которую высветил солнечный луч. Там появились (или они были и раньше, просто спрятались в незаметности сумрака?) первые стебельки свежей весенней травы.
– Твой холод ушел, лед растаял, и потому наступает весна… Смотри! – Она ласково перебирала шелковистые травки.
– Трава! – Голос Тилля был полон восторга, он присел рядом с Сунчицей и кончиком пальцев прикоснулся к травинкам, втянул носом воздух и нагнулся совсем низко. – Она необычная, душистая, переливается как водопад и режет глаза! Что это?
– Это называется зеленый цвет.
Сунчица погладила его по голове, он чуть зарычал, как всегда делал Локи, когда пальцы хозяйки касались его шерсти. Тилль отвернулся, в его глазах искрился яркий теплый свет. Из сине-ледяных они стали небесно-голубыми. Он поднял взгляд на Сунчицу и вскрикнул от неожиданности:
– А твои волосы?!
– Это называется красный. – Она протянула к нему ладонь: – Дай свою руку…
Он с опасением взял ее утонченную хрупкую ладошку, их пальцы переплелись. Тилль прикрыл веки, ощутив внутренний трепет от новых ощущений, и прошептал:
– Твоя рука… Она такая… необычная… Но отчего-то как будто знакомая… – Он зажмурился, припоминая что-то, какой-то мимолетный кусочек давнишнего сна.
– Это называется теплая. Пойдем, я покажу тебе место, где рождается Дунай. Он тут, неподалеку. Это родник, что питает его истоки. У нас на юге, в том городке, где я провела детство, кажется, он назывался Карловитц, есть легенда, очень старая легенда… Мне кажется, надо проверить ее…
– О чем она, эта легенда? – Тилль, казалось, впервые услышал музыку ее голоса и наслаждался, купаясь в ней.
– Будто бы чудо случится для тех двоих, кто напьется в первый весенний день из этого родника…
Взявшись за руки, они пошли сквозь дуброву, солнышко согревало мир вокруг них, а рядом прихрамывал верный и храбрый Локи. С вершины старого платана, что стоит на лесном холме в сердце Черного леса, за ними наблюдал Одноглазый ворон. Платан шелестом сучьев и скрипом ветвей что-то сказал ему, а ворон, чуть склонив голову, что-то прокаркал в ответ.
Октябрь 2015
Плюшевый друг
Океан покоен и тих. В предрассветном тумане на волнах плавно покачивается корабль. Паруса тщательно убраны. На палубе тут и там мирно посапывают матросы. Бодрствует на борту лишь один человек. Капитан. Заложив руки за спину, он прохаживается по мостику. С виду он громаден и угрожающ, но его былая свирепость осталась жить лишь в байках завсегдатаев портовых таверн. Он страшно одинок, несмотря на огромную команду, которая свято верит в него. Ему же, прокладывая курс, остается уповать лишь на высшие силы. Не с кем поделиться той ношей, что сгибает его плечи раньше срока. Он пробовал, и не раз. Но никто из его моряков не видит так далеко за горизонт, как он. Его речи для них лишь набор звуков. Да, они верят своему Капитану, но они не могут осознать и принять то, что еще не случилось, то, в чем нельзя убедиться своими глазами. Для них реально лишь осязаемое здесь и сейчас. Ночами Капитан чайкой воспаряет в небо, поднимается над сиюминутным и вглядывается в даль в поисках дороги в тот порт, из которого он уплыл когда-то далеко-далеко.
Вдруг трели дудочки, доносившиеся будто бы с той стороны, отвлекли его от созерцания грядущего. Он недовольно поморщился, провел грубой, мозолистой ладонью по начавшей седеть темно-красной бороде и пробурчал:
– Иду, уже иду…
Растрепанный грузный лавочник шумно ввалился в тихую мастерскую Часовщика.
– Время! Оно сломалось! – прямо с порога загомонил он. – В моем доме оно не двигается. У всех соседей бежит, а у нас стоит. Оно просто застыло! Как студень! Стрелки намертво встали! Мы с Магдой посоветовались, и я решил, что надо обратиться к мастеру! – Все это возмущенный коварством времени лавочник выпалил на одном дыхании.
Возившийся за ярко освещенным рабочим столом, заваленным пружинками и крошечными шестернями, седоватый маленький Часовщик поднял голову от распотрошенного нутра некоего механизма и тихо сказал, приподнимая надвинутую на глаз громадную линзу:
– Давайте ваши часы. И загляните ко мне завтра. Впрочем, без часов как вы туда попадете… – тут же спохватился мастер. – М-да… задачка… – Он почесал за ухом и, просветлев, выдал решение: – Вот что, почтеннейший. Я сам вам их принесу, когда будет готово.
Лавочник почтительно кивнул, осторожно водрузил на стол громыхнувшую шляпную коробку и, торопливо попрощавшись, скрылся за дверью. Часовщик бережно приподнял крышку картонки.
– Ага, часы с кукушкой, – пробормотал он себе под нос, – кажется, я знаю, в чем тут дело…
Добротный домик, расположившийся над циферблатом, производил впечатление уюта и рачительности. Вооруженный отверткой Часовщик чрезвычайно осторожно приоткрыл дверцу и, стукнув по ней кончиком ногтя три раза, проскользнул вовнутрь, причудливо изогнувшись. Там, в скромной гостиной, обитой зеленой материей, чинно сидела за столом Кукушка и как ни в чем не бывало прихлебывала чай из фарфорового блюдечка.
– Я должен вас уговорить. Вы должны вернуться. – Часовщик обратился к хозяйке дома мягко и предупредительно.
– А зачем? – Кукушка беспечно взмахнула крылом. – Нет-нет, я категорически отказываюсь! Люди меня совсем не ценят…
Не успел Часовщик открыть рот, чтобы возразить, настоять, убедить Кукушку, как комната до краев заполнилась механической мелодией, вытекавшей откуда-то из пустоты.
– Напоминает шарманку, – меланхолично сказала Кукушка, делая глоток из чашечки.
Часовщик внимательно прислушался, забавно оттопырив волосатое ухо. Мягкосердечное выражение лица вмиг уступило сосредоточенной серьезности. Скомканно откланявшись, он шустро выскочил вон.
Хлопотливая тетушка в тяжелом выцветшем платье и белом переднике стряхивала пыль с бесконечных книжных шкафов, составляющих ее владения. На полках покоятся горы сложенных уголком пожелтевших листков, исписанных бисерным почерком и перевязанных тесемками. Напротив теснятся аккуратно переплетенные журналы и альбомы всевозможных размеров и расцветок. Что это за место? Конечно же архив. Но не простой архив какого-нибудь захудалого магистрата или провинциального коллегиума, а самый настоящий архив девичьих дневников. А эта дородная, немного несуразная тетушка – его хранительница.
