Одна возможность оказаться в руках «Торнадо» заставила Олега вздрогнуть всем телом.
– Что, страшно тебе, а? – продолжал сидевший на корточках. – Правильно, привыкай. Теперь это будет твое основное ощущение. А это что такое? – Он с показной брезгливостью двумя пальцами приподнял ткань наполовину оторванного рукава. – Ну-ка, Микола…
Детина в камуфляже, отозвавшийся на это имя, с готовностью подскочил и, резко дернув, оторвал рукав. Вкрадчивый взял кусок ткани в руки и, расправив его, уставился на шеврон.
– Любопытно… – протянул он и по слогам прочел: – «Боль-ше-вра-гов – боль-че-чес-ти. Ва-ряг». – Делано рассмеялся и с деловитой иронией сказал: – Это что, тот, который очень гордый и врагу не сдается?
– Слышал про них, – сбоку подошел Железка, – и слоган этот у них откуда, знаю… – Он хотел вновь сплюнуть, продемонстрировав этим свое отвращение, и уже скорчил подобающую презрительную рожу, но вдруг что-то отвлекло его внимание. – Смотри! Что это у нас тут? – с азартом воскликнул он, ткнув пальцем в обнажившееся плечо Олега. – Ха-ха! Этот к тому же еще и партиец!
На плече у Олега была вытатуирована круглая блестящая бомба «македонка» с горящим фитилем. Она стала символом партии и ее борьбы много лет назад. Символом, священным для многих. Ее изображали на партийных стягах и забивали себе на тело. Партийцы со стажем поговаривали, что идею этой эмблемы привез Дед с Балкан еще в начале девяностых. Македонские революционеры в XIX веке с помощью таких бомб сражались с османскими янычарами и башибузуками за свободу славянства. Олег набил ее еще пять лет назад, после того как поучаствовал в паре акций в Эстонии и Крыму. Его притягивала ее партийная этикетка, ее кураж. В этом символе было ровно то, что привлекало Олега и в самой партии. «На кураже революцию надо делать, на кураже!» – частенько говаривали в партии. Именно его-то Олег и пытался сделать частью своей плоти, подсознательно ощущая его нехватку в крови и характере.
Железка скривил губы и еще раз смачно пнул Олега.
– Другой России захотелось, да? – с ожесточением цедил он. – Помню, как вас ОМОН в Москве долбил, а теперь вы за режим, как шавки цепные, да? – Только сейчас Олег заметил, что этот Железка говорит через «а».
Удалось чуть подробнее рассмотреть особиста (в том, что точно угадал его род занятий, Олег уже уверился абсолютно. Повадки выдавали с головой). Лицо его больше походило на крысиную мордочку, такое же острое и с такими же темными, пустыми глазами, за которыми могло скрываться что угодно. Мимика у особиста была очень подвижна, выражение лица менялось буквально каждую секунду. Казалось, что он пластилиновый. Его возраст определить было невозможно, как это бывает у многих людей его комплекции. Ему могло быть лет двадцать семь, а могло быть и хорошо за сорок. Он постоянно кому-то отзванивался – докладывал, уточнял, угрожал. С кем-то он говорил на суржике с интонациями обитателей дальних пригородов Харькова, тут же переходил на литературный украинский, который и в Киеве редко услышишь, а сбросив вызов, сразу же переключался на русский с мягким южным выговором и характерным звуком «гх», как у всех схидняков.
В какой-то момент особист, в очередной раз закончив телефонный разговор, неожиданно выдернул ПМ, передернул затвор и, подойдя к сидящему в углу Олегу вплотную, за воротник поднял его на ноги и тихо сказал прямо в ухо:
– Ну-ка, открой рот, москалик.
Олег коротко мотнул головой, тут же ощутив страшную боль. Рот наполнился соленым, один из зубов валялся на полу. Особист, бешено вращая глазами, запихивал ствол Олегу в рот. Справившись с этим, он прошипел:
– На колени!
Краем глаза Олег заметил, что Железка, стоя чуть в стороне, все происходящее снимает на айфон. Он всегда думал, что в такой ситуации будет вести себя так же, как персонажи американских боевиков. Презрительно разить врага взглядом, уязвлять его дерзким, остроумным словом… Сидя в мягком кресле у себя дома и наблюдая мир через призму экрана, всегда ощущаешь себя сверхчеловеком. Оказалось, в жизни все иначе. Его воля столкнулась с их коллективной волей. Он не боялся умереть, унижение пугало его куда больше. «Если откажусь – он же не сможет дать заднюю перед своими, но и убивать тоже не станет. А вот задетое самолюбие может подсказать ему значительно большие мерзости…» Варианты альтернативных способов оставить шрамы на его гордости тут же длинным списком промелькнули в сознании. Воля Олега не была сломлена, нет. Она просто рассудочно, трезво оценила ситуацию и выбросила белый флаг. Он медленно опустился на колени.
За эту рациональность он возненавидел себя еще сильнее. «Как же мне не хватает тупого упорства и упрямства, без приправы из мыслей…» И тут же пронзила другая мысль: «Какой позор… Как я Маше в глаза посмотрю?..» Острый стыд захлестывал его, он чувствовал себя пустым местом. Курок неожиданно щелкнул. Синхронно с ним екнуло сердце. Непроизвольно зажмурился. Но… Ничего не произошло. Не заряжено.
– Сегодня повезло, – глумливо усмехнулся особист, убирая ПМ в поясную кобуру, – теперь суши штаны и жди завтра. – Он тут же обернулся к Железке: – Снял?
Тот утвердительно кивнул.
– Давай сразу же на наш канал на ютьюбе заливай. Посмотрим, что их этот политрук курносый – как его, Стрингер, что ли, – скажет.
День был очень долгий, и Олег запомнил его фрагментарно. Снова били. Что-то там говорили. Кричали. Подзатыльники, тычки, пощечины. Скорее обидно, чем больно. Хотя пара ребер настойчиво сигнализировали о том, что они сломаны. Многого он даже не понял – слух еще не восстановился, все долетало эхом, как сквозь вату. В полуподвальной комнате помимо него осталось лишь трое айдаровцев. Судя по всему, два боевика – россиянин Железка и украинец Микола, а также безымянный особист, которому они беспрекословно подчинялись.
С пола Олега подняли и приковали наручниками, намертво врезавшимися в онемевшие сразу запястья, к привинченному к полу стулу.
– Кто тебя сюда звал, а? – Железка агрессивно заглядывал в глаза, но, не поймав взгляд, стал бить ладонями по ушам, приговаривая: – В глаза смотри, ватник, когда к тебе человек обращается. Здесь тебе не холопская Москва. Это вiльна Україна!
– Да ты и сам вроде как не местный, а вполне себе наш русский, что тебе до украинства-то? – с трудом разлепив разбитые губы, пробормотал Олег.
– Я не ваш! – с ожесточением взвизгнул Железка, и его кулак прилетел Олегу в левую скулу. – Я теперь русский украинец!
Откуда-то из-за спины раздался ленивый бас Миколы:
– Українство це не кров, це дух!
– Сербов своих горбоносых зачем притащили?
Железка помахал перед носом Олега «войной книжицей» Мирко с запекшимися бурыми пятнами. Сердце сжалось. «Мирко, Мирко… Ты так мечтал побывать в Москве…» Волна ненависти захлестнула его.
– Про носы… не вам с грузинским… легионом говорить вашим… – Олег с усилием произносил слова и даже смог сопроводить их слабой, зато ехидной, как ему хотелось надеяться, улыбкой, больше напоминавшей гримасу боли.
