— Поговорим об этом в другой раз, — объявил Эшер, быстро взглянув на Ривер. — А теперь я назову последний дом, которому соответствует последняя звезда в созвездии Большого Пса. Это Салем, штат Массачусетс.
— Шутите? — выжала из себя я, с трудом запихнув в рот кусок пирога. — Тот самый Салем, где состоялся печально известный процесс над салемскими ведьмами? — Мой голос был похож на воронье карканье, кусок встал поперек горла, так что я едва не подавилась.
— Тот самый. Можешь себе представить, сколько из этих так называемых «ведьм» не умерли во время казни? — мрачно процедил Солис.
— Солис происходит из салемского дома, — мягко пояснила Ривер, и я мгновенно представила себе Солиса, горящего на костре. Очень долго горящего. Без надежды на милосердную смерть.
— Но ведь несколько тысячелетий тому назад в Америке не было никого, кроме коренных американцев, — удивленно заметил Чарльз. — Как же это возможно?
— Это долгая история, — ответил Солис, посмотрев на Ривер. — В любом случае, на сегодня прогулка под звездами отменяется.
Словно в подтверждение его слов снаружи раздался оглушительный удар грома. Мучительно сражаясь со вторым куском пирога, я слушала, как дождь зябко барабанит в окна.
Мне нужно было о многом подумать.
Позже, когда я выползла наружу после долгого обжигающего душа, в коридоре меня поджидала Ривер. Глаза ее смотрели серьезно, но ласково.
— Ты в порядке? — спросила она.
— Да, — солгала я, вытирая полотенцем мокрые волосы. — С чего мне быть не в порядке?
Несколько мгновений она молчала, шагая рядом со мной по длинному коридору в мою комнату.
— Сегодня на тебя свалилось столько новой информации, — сказала она наконец.
— Ага, — распахнув дверь в свою комнату, я повесила мокрое полотенце на спинку стула около батареи. — Просто поразительно, какие у меня огромные пробелы в образовании. Зато я умею ругаться на восьми языках. Как минимум.
— Настасья... — Ривер заколебалась, глядя на меня. — Ты родилась в 1551 году. Где?
Сердце у меня сжалось и с глухим шлепком оборвалось. Поэтому я выпалила первое, что пришло мне в голову:
— В Японии.
Ривер сжала губы.
— Когда-нибудь тебе все равно придется об этом рассказать, милая.
— Рассказать о чем? — переспросила я, тупо уставившись на нее. Признаюсь без ложной скромности, что бессмысленные взгляды получаются у меня особенно убедительно.
Ривер кивнула, а потом вдруг обняла меня и погладила по мокрым волосам.
— Ложись спать. Завтра тебе идти на работу.
У меня вытянулось лицо — я успела совершенно забыть об этом. Ривер с улыбкой посмотрела на меня и вышла.
Мне нужно было подумать. Она ведь не пыталась выжать из меня правду, верно? А что бы я сделала, если бы она попыталась? Я была потрясена тем, что на свете существовало восемь различных домов, восемь совершенно разных путей истории. Наверное, эти восемь были самыми главными, сумевшими сосредоточить самую большую силу. Значит, должны существовать тысячи других домов, поменьше... Боже мой, за всю историю в мире существовало всего восемь тарак-синов. Откуда они взялись?
Я машинально запустила пальцы под тонкий хлопчатобумажный шарф. Я знала, где хранился тарак-син исландского дома. Он был выжжен на моей шее.
Не в силах устоять, я прислушалась и, убедившись, что за дверью все стихло, полезла под кровать. Нащупав незаметную трещину в плинтусе, я запустила в нее свои короткие ногти и потянула. Добравшись до дырки в полу, я снова ощутила под пальцами тяжелый золотой амулет, который всегда оставался теплым, где бы я ни находилась. Убедившись, что амулет в целости и сохранности, я поставила плинтус на место, плотно прижала к стене и нагребла на него пыли из-под кровати, чтобы не было заметно, что сюда кто-то лазил. Потом выбралась наружу и уселась на кровать.
Если мой амулет действительно был тарак-сином нашего дома, то он оказался гораздо ценнее и могущественнее, чем я думала. Из-за него была убита вся моя семья. Из-за него на нас напали захватчики. Из-за него они погибли в огне.
Интересно, догадывается ли кто-нибудь о том, что половина тарк-сина все еще существует? И самое главное — стоит ли эта половина того, чтобы за нее могли убить?
Глава 15
Не знаю, был ли старый Макинтер удивлен, увидев меня вовремя на следующее утро, но лично я была потрясена до глубины души. Ему потребовалось двадцать минут на то, чтобы объяснить мне принцип раскладки товара, пять минут на краткий инструктаж по обращению со старым-но-нисколько-не-очаровательным кассовым аппаратом, и сорок пять минут на то, чтобы запугать меня до полусмерти на случай, если мне придет фантазия украсть что-нибудь. Поскольку заднюю секцию, где хранились средства по рецептам, хозяин держал запертой на замок, то видимо, он опасался, как бы я не вынесла в сумке пачку «тампаксов», детское питание и пригоршню червей из ящика с наживкой. Ну и фиг с ним.
Закатав рукава своей сексуальной и соблазнительной фланелевой рубашки, я распечатала первую коробку с краской для волос «Гарнье Нутрисс» и начала гореть на работе.
Уйти с головой в эту нудную деятельность можно было, только выбросив из головы все другие мысли. И это полностью соответствовало моим намерениям. Прошлой ночью я залпом выпила чашку травяного чая и неожиданно крепко уснула — никаких кошмаров, никаких воспоминаний. Однако это не отменяло вопроса о том, что мне делать с этим знанием о восьми домах. Я имею в виду, как мне с этим смириться.
Мне нужно было слишком много узнать о моем собственном прошлом, о моем наследии. Короче говоря, обо всем том, о чем я никогда не хотела знать. О том, о чем боялась узнать. Мне нужно было узнать все о своем амулете. После всего, о чем мне вчера рассказали, моя паранойя поднялась на новую ступень. Вот веселье, а?
Бессмысленная аптечная рутина открыла мне глаза на то, чего добивался Солис. Коротко говоря, смысл был вот в чем: Солис надеялся, что вся эта скука и бессмыслица настолько меня доконает, что я сорвусь, с визгом брошусь прочь и скроюсь в неизвестном направлении. Наверняка он об этом думал, даже не пытайтесь меня разубедить.
В общем, да, детка, я была уже на грани. Почти рядом. Но что-то заставило меня сдержаться, и я вдруг с ужасом поняла, что этой последней соломинкой, за которую мне удалось уцепиться, оказалась унизительная, убийственная уверенность в том, что моя жизнь все равно не станет лучше, окажись я где-то еще и займись чем-то другим. Я привыкла маскироваться, и безымянный страх, висевший надо мной, убеждал меня в том, что эта маскировка не была бессмысленной. Она была необходима. Почему? Не знаю. Говорю вам, я сплошная загадка, даже для себя самой.
Стоп. Меня вдруг осенило, что я уже не одна, и кто-то уже какое-то время болтается поблизости.
