– Я позвоню. – Он быстро чмокнул Машу в макушку и ретировался, уже на пороге расслышав мамино восклицание: «Тот самый Алёша?!»
Глава 11
Ненависть и любовь
Алёша был наивен: конечно, Маша не успокоилась. Едва ей удалось отбиться от расспросов мамы и бабушки, как она достала из сумочки телефон и набрала Катю. Та долго не отвечала, но наконец произнесла гнусаво:
– Ну, чего тебе?
– Катька! Что за шоу вы устроили? – возмутилась Маша. – Я переживаю!
– Он тебе ничего не сказал?
– Не сказал. Молчит, как пень. Только: «Скажу позже, надо подумать»… Секретный агент, блин.
– Надо же…
– Так. – Маша подбоченилась, будто Катя могла это видеть. – И ты туда же? Рассказывай, что вы не поделили! А то дождётесь, что я коньки отброшу от любопытства. Трындец какой-то!
Мама заглянула в гостиную:
– Маша, как ты разговариваешь? Где ты такого набралась?
– Мам, – сердито ответила Маша, отвлекаясь от разговора: – Я и не так умею, с трудом сдерживаюсь. Представь, Алёша с Катей разругались в хлам, и ни один не признаётся, что случилось. Обалдели!
Мама покачала головой и ничего не ответила. Маша вернулась к разговору с Катей:
– Ты тут?
– Тут, – всхлипывая, ответила Катя.
– Ты что, ревёшь?
– Реву.
– Катюнь, ну не знаю, что он мог тебе такого сказать. Не обращай внимания! Он добрый на самом деле, даже если и сморозил чего… Не плачь, тебе нельзя нервничать. А ему я устрою! Довёл беременную! Сейчас позвоню и отчитаю!
– Не надо.
– Почему?
Катя высморкалась и сказала:
– Он ушёл уже? Я зайду.
– Погоди, я не дома. Он, как сумасшедший, собрал мои манатки и под белы рученьки отвёз к маме. Бормотал что-то о безопасности. Какая безопасность? При чём тут безопасность? Хотя мне понравилось, как он командовал…
Катя вздохнула:
– Тогда я приеду. Можно?
– Нужно.
* * *
Не прошло и получаса, как Катя вошла в гостиную, где восседала на диване Маша, заботливо окружённая подушками и укрытая кашемировым пледом. Катя была на себя не похожа: вся всклокоченная, с опухшими красными глазами. При виде её синюшной бледности, мама и бабушка встревожились:
– Катенька, у тебя ничего не болит? Как ты себя чувствуешь? Ты кушала? У врача давно была?
– Спасибо, нормально, – только и выдавила Катя, даже не улыбнувшись. – Мне бы с Машей поговорить. Наедине.
– Хорошо, уже ухожу, – кивнула мама и добавила: – Сейчас чаю поставлю.
– Не надо чаю, – резко ответила Катя.
На мамином лице отобразилось неприятное изумление, и дверь закрылась. Катя проверила, плотно ли.
Маша смотрела на неё во все глаза:
– Ну, Катька, ты объяснишь мне наконец?
Та присела на край кресла, встала, подошла к окну, провела пальцем по глянцевым листьям шикарной монстеры и замерла.
– Я не пойму, ты издеваешься? – спросила Маша. – Ты приехала помолчать? Мы сегодня день молчуна отмечаем, что ли?
Катя положила руки на живот и сдавленно произнесла:
– Думаю, меня посадят в тюрьму. Так что я… попрощаться пришла.
– Почему? – оторопела Маша. – Ты бредишь?
Катя прокашлялась, залпом выпила остатки сока из Машинного стакана и села, наконец, напротив подруги:
– Я не брежу. Твой Алексей меня узнал. Он собрался в полицию. – Её голос был сухим, как будто горло раздирала простуда.
– Зачем в полицию?!
Катя сглотнула ком, потянулась к стакану, но тот был уже пуст, нервно, со стуком отставила его на место, и призналась:
– Это я его столкнула. С обрыва. В Залесской.
Маша уставилась на Катю, широко раскрыв глаза, и не нашлась, что сказать. Стало тихо, только слышно было, как на кухне переговариваются домашние и льётся из крана вода. Наконец Маша вымолвила растерянно:
– Этого не может быть, Катька! Ты же хорошая. Ты не могла так человека… убить…
Катя не ответила, бесцветно глядя куда-то под стол.
– Нет, я не верю! – выкрикнула Маша. – Ты обманываешь! Не понимаю, зачем… Я же помню, когда я прибежала домой, ты с ребятами уже была там. Вы вроде с прогулки вернулись… Ты бы не успела…
– И ты сразу отправилась домой?
– Нет, я заблудилась, в какой-то овраг забрела, потом речку обходить пришлось. Я долго дорогу искала.
– А куда мы гуляли, знаешь?
– Нет.
– Мы ходили к водопаду: посмотреть, как ты снимаешься. Никита повёл нас через лес – так быстрее. Вике не терпелось поближе подобраться к Далану. Мы пришли как раз в тот момент, когда ты вопила на них с режиссёром. Далан психовал – пинал всё подряд. Не лучший момент для знакомства. Поэтому Вика, Антон и Никита свернули к ущелью: какой-то там камень посмотреть, раз уж в лес выбрались. А я побежала за тобой. – Катя перевела дух и схватилась обеими руками за живот: – Ой! Больно как бьётся!
Маша сказала холодно:
– Терпи. Что было дальше?
– Я тебя потеряла в этих долбаных кустах. Потом ты как закричишь… Я решила, что на тебя какой-то зверь напал, и схватила первую попавшуюся палку. А потом уже пошли твои причитания: «Алёша, Алёша», но слов толком не разобрать было – музыка орала с поляны. Слышу, ты кричишь: «Отпусти!» Я бегом. И вдруг вижу, как он тебя отвязывает… от дерева того. Извини, у тебя юбка была задрана и ты… так выглядела. Я подумала, что он тебя изнасиловал. У него лицо было сумасшедшее совсем…
– Он не насиловал…
Катя испытующе посмотрела на Машу и вдруг начала зло, отчётливо выговаривать слова:
– Ну да! Конечно, он пришёл в себя… Слава богу! А если бы не пришёл? Ты же могла сгореть! Заживо! Моя лучшая подруга могла тупо сгореть! Потому что у какого-то придурка крышу сорвало… Как это тебе, а?
Маша отвела глаза, сжимая в пальцах телефон так, словно это был лимон, который она хотела выдавить в чай. Катя продолжила:
– Да, я пошла за ним. С этой палкой. Алексей шатался, как пьяный, остановился только у обрыва. Он, похоже, сам собирался спрыгнуть. – Она пожала плечами. – Я помогла.
– Зачем?
– Потому что так, как он, поступают только отморозки. Таких надо уничтожать, – ответила Катя ледяным тоном. – И я не жалею, что сделала это. Ни секунды. Я защищала тебя. И поступила бы так снова. Потому что, когда мне было тринадцать, за меня никто не заступился. В нашем шахтёрском городке агрессивного быдла – хоть отбавляй. Один укуренный отморозок затащил меня за гаражи, когда я шла из школы, и так измывался надо мной, что… – Она махнула рукой. – Тебе лучше не знать… Жаль, я отключилась только потом, когда уже выползла оттуда. Кто-то вызвал «Скорую». А потом в больнице сказали, что вряд ли у меня будут дети после всех внутренних гематом и прочего. Спокойно так сказали. Следователь уговорил мать не поднимать шума – типа мне же хуже будет: зачем сор из избы выносить. Сволочь поганая. И мать у меня… тряпка просто. Она меня даже защитить не пыталась. Стыдно ей было, видите ли… Что люди скажут. – Катя сглотнула и показала на себя пальцем: – Так что вот этот живот – просто чудо! И я не могла позволить, чтобы тому, кто сделал подобное с моей подругой, всё сошло с рук. Я – не моя мать.
