Любопытную и забавную историю по этому поводу нам оставил Петроний.
Некий умелый мастер изготавливал хрустальные чаши столь же прочные, что и чаши из золота и серебра. Он создал несравненный шедевр: кубок потрясающей красоты, который счел достойным лишь Цезаря и который с гордостью поднес ему в дар. Тиберий высоко оценил искусный и богатый подарок художника. Мастер, желавший вызвать в правителе еще большее восхищение и заслужить еще большую благосклонность, попросил его вернуть кубок. Изо всех сил он швырнул его о мраморный пол: самый твердый металл никогда бы не вынес такого ужасного удара. Цезарь выглядел взволнованным и молчал. Художник с улыбкой триумфатора поднял кубок, на котором была лишь небольшая вмятина, исчезнувшая после единственного взмаха молотка, и кубок обрел свою изначальную форму. После этого у мастера не осталось сомнений в том, что он завоевал доброе расположение императора и всего потрясенного двора. Тиберий спросил его, является ли он единственным, кто способен обрабатывать хрусталь столь замечательным образом. Мастер немедленно ответил, что его секрет не известен больше никому. «Прекрасно, – сказал Цезарь. – Давайте отрубим ему голову, не теряя времени, поскольку, если сие странное изобретение станет известным, золото и серебро очень скоро потеряют всякую ценность». Так император Тиберий поощрял художников и искусства.
Эта чаша (диатрета) сделанна из единого куска хрусталя. Изящная работа придает ей большую ценность. И основная часть, и рельефно выполненные детали – стекло. Она была обнаружена в 1725 году и хранится в кабинете маркиза Тривулси, в Милане. Резной орнамент вокруг тулова и буквы, из которых складывается обычный девиз любого пира, BIBE VIVAS MULTIS ANNIS («Пей еще много лет»), находятся на четверть дюйма от тулова чаши и присоединяются к нему очень тонкими стеклянными нитями. Они не припаяны к чаше, но вся работа выполнена на токарном станке и кажется более или менее угловатой, поскольку инструмент направлялся так, чтобы проникнуть в самые труднодоступные места. Надпись – зеленого цвета, резной орнамент – синего. Оба цвета очень яркие. Чаша матовая, меняющая цвет. Невозможно понять, придали ей оттенок намеренно или это оттого, что стекло долгое время оставалось под землей и подвергалось испарениям из канализационных коллекторов и отходов, гниющих в почве. Существует еще одна древняя чаша, выполненная подобным образом
Помимо этого существовали чаши из чистейшего хрусталя, «хрупкость которого делала их ценность еще более высокой». За них платили дороже, чем за золото и драгоценные камни, однако намного меньше, чем за знаменитые муррины (изделия из мозаичного стекла), которые так долго вызывали бесполезные замечания древних авторов.
Среди богатых трофеев Помпея, покорителя Митридата и властителя части Азии, выставленных напоказ после триумфа, римляне впервые с восхищением узрели муррины – вазы и чаши, материал и мастерство исполнения которых превзошли все, что можно было вообразить самым изящным и изысканным. Они пользовались большим спросом. Цена была заоблачной, отчего иметь их считалось необходимостью. Один из древнеримских консулов полагал, что ему слишком повезло заплатить всего лишь чуть больше 6 тысяч фунтов за одну из таких муррин. Так назвали это хрупкое и редкое новшество. Петроний заплатил за большую чашу 28 800 фунтов, а Нерон – такую же сумму за вазу с двумя ручками, о которой напрочь забыл пару дней спустя.
Чаши из мозаичного стекла появлялись на столе с вином из столистной розы, и в них разливали фалернское, чтобы сохранить всю изысканность и благородство его аромата.
Муррины пользовались большим спросом в силу своих форм и замечательной прозрачности. Их изготавливали, согласно Белону, из перламутра, но другие утверждают, что из агата. Однако же их размеры склоняют к тому, чтобы усомниться в этом. Скалигер, Кардано и мадам Дасье считали, что древние платили неслыханную цену за простые фарфоровые сосуды, которые были столь драгоценны по причине своей редкости. Это мнение, которое разделяют несколько современных literati (образованные люди, эрудиты, писатели), достаточно правдоподобно основывается, как очевидно, на одном из стихов Проперция, в коем он говорит о «мурринах, обожженных в парфянских печах». Бытовало мнение, что парфяне, возможно, научились изготавливать фарфор у китайцев, но этому предположению, всецело лишенному доказательств, в очень категоричной манере противоречит автор прелюбопытной книги, который упорно доказывает, что муррины были не из фарфора, а из камня, разновидности оникса. Следующий факт практически не оставит в этом никаких сомнений.
Чаша из муррина Эта чаша – самая драгоценная из всех, дошедших до нас. Чаша принадлежит принцу де Бискари, правителю Сицилии, и была описана им в труде, озаглавленном De Vasi Murrini Ragionamenti. Части ее сделаны из трех кусков опала: из первого – чаша, из второго – ножка, из третьего – основание. Если она действительно древняя, как утверждает де Бискари, если правда, что было найдено несколько столь больших кусков опала и столь прекрасных (что кажется сомнительным из знания минералогии), вопрос о мурринских чашах остается открытым. Они должны были быть из опала, а не из фарфора или сардоникса, как полагают многие, и не из кахолонга (разновидности халцедона, матового, желтовато-белого оттенка), как описывал я
В 1791 году Национальное учредительное собрание назначило комиссию по инвентаризации и оценке всех предметов, хранившихся в королевской Гард-Мебль. Среди прекрасных изделий из сардоникса она обнаружила два очень старинных сосуда: один в виде кувшина, 10 дюймов в высоту и четырех – в диаметре, с ручкой, выдолбленной из единого камня, второй – в форме чаши, 10 дюймов в диаметре. Оба были признаны подлинными мурринами: красивые белые и синие прожилки и другие оттенки переходили друг в друга, не влияя на полупрозрачность изделий; дно было того же цвета, что сам кувшин. Ювелиры оценили эти сосуды в 6 тысяч фунтов каждый, хотя отсутствовала какая бы то ни было гравировка как в углублениях, так и рельефная. Их оценка основывалась исключительно на красоте материала, безупречности полировки и сложности, которая, должно быть, сопутствовала выдалбливанию кувшина.
Такая стоимость показалась бы преувеличенной, когда бы не было известно, что древний сосуд герцога Ганноверского, сделанный из сардоникса в форме графина, ранее принадлежавший герцогам Мантуи, был оценен в 150 тысяч германских крон. Рельефная гравировка изображала мистерии в честь Цереры и Бахуса, но у изделия отсутствовала даже примитивная ручка, а диаметр был всего 2 с половиной дюйма.
Подле этих бесценных муррин стояли изящные кубки из янтаря. Чудесное мастерство, с которым они были выполнены, позволяло назначать за них абсолютно любую цену, но римские транжиры никогда не считали ее слишком высокой.
