Но и при этом между нами с Крэйгом начинало расти напряжение, которого не было раньше. Мое путешествие по Шелковому пути уже перевалило за половину, и мы оба стали думать о следующем этапе. Мы знали, что будет в ближайшем будущем: после окончания Шелкового пути мы сядем на самолет и полетим назад в Пекин на десять дней, потом в Вашингтон, где Крэйгу предложили поучаствовать в работе одного научно-исследовательского института. Но после этого у нас не было никаких планов. Перелеты через Тихий океан и мотание по миру начинало меня утомлять, и я подозревала, что и Крэйга тоже. Но какие у нас альтернативы? Хотим ли мы снова поехать жить в Китай? Или мы хотим устроиться где-то в США? Определенно, нам следовало решить этот вопрос, перед тем как думать о детях.
Во время долгих автобусных путешествий по Турции мы стали обговаривать возможности. У меня все еще оставалось двойственное чувство к кулинарной школе; иногда я думала о том, чтобы полностью от нее отказаться, а в другое время я хотела, наоборот, отдать ей все силы и энергию и превратить в нечто большее. Работа внештатником оставляет большую свободу действий. «Мы могли бы жить на Гавайях, – сказал Крэйг. – Или на побережье в штате Мэн». Но написание книг казалось нестабильным делом и становилось все более нестабильным с появлением и распространением Интернета и сокращением традиционных изданий. Крэйг сказал, что раз это не такой уж удачный выбор, то может найтись что-то другое, и выдвинул совершенно новую идею: поступить на службу в Министерство иностранных дел и стать дипломатом. Он не только обдумал эту идею, но и привез образцы тестов для сдачи экзамена в Министерстве иностранных дел и во время наших долгих поездок принялся изучать эти материалы.
Перспектива поступления Крэйга на службу в Министерство иностранных дел интриговала. Это означало, что его будут отправлять на работу в различные американские посольства по всему миру, где придется жить по нескольку лет. Казалось, что он прекрасно подходит для этой работы. Он был зарубежным корреспондентом и много писал о международных проблемах. Он хорошо говорит на мандаринском наречии китайского языка, а знание этого языка становится все более ценным. И такая карьера, с ее стабильностью и преимуществами, будет означать важный шаг вперед в сравнении с нашим нынешним образом жизни. У нас будет уютное жилье в американском стиле и медицинская страховка, покрывающая все возможные случаи. В Китае мы не имели ни того, ни другого. Если у нас появятся дети, они смогут ходить в хорошие международные школы. А для меня это будут идеальные обстоятельства, позволяющие мне продолжать писать.
Переезд каждые несколько лет будет означать, что у меня всегда будет какая-то новая тема, которой я смогу заниматься.
Но я не могла не сопротивляться. Если Крэйг поступит на службу в Министерство иностранных дел, то я становлюсь классической женой, которая сопровождает мужа туда, куда его пошлют. Я никогда никуда ни для кого не ездила. Смогу ли я как-то влиять на место нашего проживания? Как я вольюсь в ряды других жен, которых я представляла играющими в теннис и ходящими по портным дамами, у которых много свободного времени? Я стану играть в бридж и маджонг и от скуки начну прикладываться к бутылке после обеда? Я поделилась своими страхами, пусть и карикатурными, с Крэйгом.
– Ну а как насчет того, чтобы подумать о других вариантах? – спросил он, когда мы в очередной раз устроились в автобусе дальнего следования. Одной из предложенных им альтернатив была наша совместная работа в кулинарной школе. – Мы можем ее расширить или открыть еще одну в США и проводить время то там, то там.
Я сказала, что он, конечно, шутит. Он ответил, что нет. Но его же никогда раньше не интересовало приготовление пищи! И как это в любом случае может сработать? Он захочет работать на меня? Или я буду работать на него?
Он сказал, что речь идет не о том, чтобы я работала на него или он на меня. Мы будем работать вместе. Точно так же, как мы вместе работаем над нашими отношениями.
Но что, если будут разногласия? Кто будет принимать решение? – не отставала я. Да, когда мы познакомились, мы были коллегами и вместе работали в «Ньюсуик». Но тогда мы не были парой, и мы никогда не работали в одном офисе. И кулинарная школа – это нечто другое, я считала ее своей собственностью и не была готова ею делиться. В конце концов, это была моя кулинарная школа. Концепцию совместной работы в ней я принять не могла.
* * *
В городе Газиантеп в Центральной Турции я познакомилась с двумя сестрами, последовательницами суфизма, которые воплощали дух Мевляна и его повара. Газиантеп находится рядом с границей с Сирией и известен обильной и плотной едой, причем приготовление пищи там не менялось на протяжении веков. В отличие от средиземноморской части Турции, где большую часть меню составляют оливковое масло, овощи и морепродукты, традиционная кухня Анатолии состоит из баранины, сливочного масла, зерна и чечевицы. Моим гидом в Газиантепе была писательница, которая пишет книги по кулинарии, по имени Фелиз; она сразу же повела меня обедать в дом своей сестры. Обеим сестрам было за пятьдесят, они были очень близки и на протяжении многих лет жили в деловой части города в одном многоквартирном доме вместе с матерью. Но несколько месяцев назад мать умерла, и Ферда с мужем, вместе с которым они управляли успешным предприятием по производству пищевой пленки, перебрались в пригород, где живут богатые люди. Дом, построенный в американском стиле «McMansion», весь сиял и оказался самым шикарным из всех, в которых я побывала на Шелковом пути. Его окружала большая зеленая лужайка, а дорожка, ведущая к главному входу, была выложена мрамором. В кухне было много мраморных поверхностей. Также там стоял огромный холодильник из нержавеющей стали и вся другая техника, которую ожидаешь увидеть в модно и дорого обставленной западной кухне, плюс телевизор Sony с плоским экраном, закрепленный на стене.
И тем не менее это также был и традиционный дом. Красивые тканые ковры покрывали пол в кухне, а над дверными проемами в каждой комнате в рамках висели изречения, написанные по-арабски. В мраморной чаше лежал круглый талисман, оберегающий от дурного глаза. «Он не пускает злых духов», – пояснила Филиз, эхом повторяя то, что я слышала на протяжении всего Шелкового пути. Белый головной платок, украшенный вышивкой, сделанной цветными нитями, который раньше принадлежал их матери, висел на стене в гостиной. Я спросила сестер, почему они сами не носят головные платки, как делают многие женщины в этом регионе.
– Мы – суфии, – сказала Филиз. – Для нас религия – это нечто сугубо личное. Есть два типа мусульман. Те, кто говорит, что нужно носить головной платок и молиться по пять раз в день. Но мы считаем, что вера идет изнутри. Мы не следуем никаким определенным правилам. Мы против этого.
После того как сестры показали мне дом, мы устроились в уютном внутреннем дворике у Ферды пить чай. Как и в случае многих турецких женщин, знакомство с мужем ей организовала семья. Они вместе построили свой бизнес. Меня особенно интересовал ее опыт, после того как Крэйг поднял вопрос о совместной работе. Ферда призналась, что ее раздражает, когда некоторые новые партнеры отмахиваются от нее как от «жены».
