Книга Отель "Гонолулу", страница 112. Автор книги Пол Теру

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Отель "Гонолулу"»

Cтраница 112

— Эту книгу я написал задолго до того, как приехал сюда.

— И что?

— Здесь я ничего не пишу. Не уверен даже, смогу ли.

Это его не смутило.

— Сразу видно, ты справишься, — сказал он.

«Свазу», говорил он, «спавишься». Глухота вызвала дефект речи, который придавал его словам акцент всеведения.

— О чем мне писать?

— Столько всего. Никто не написал правду («пвавду») о Гавайях. Никто не видит ее. Бадди уже не видит, слишком волнуется из-за своих болезней. Гавайи — это не только пляж, это все вместе, даже проститутки («пвоститутки»).

— Ты так добр к местным жителям, — сказал я.

— Я сам местный. Я был женат на девушке с Таити с татуировками. Мы были очень счастливы. Я работал поваром в ресторане в Коне. Она познакомила меня с гавайками, а позднее я женился на одной. Мы все были друзьями. Они — хорошие люди. Если наблюдать со стороны, никогда не узнаешь их, но, если получше с ними познакомиться, ты все поймешь.

— Все говорят о гавайцах по-разному.

— Потому что они могут быть тем, чем ты захочешь, чем угодно: если ты считаешь их подонками, они будут тебя ненавидеть, если полюбишь их, они будут твоими друзьями.

— Так что же, они — отражение нашего к ним отношения?

— Можно сказать. — Он призадумался на минуту, а потом продолжал: — Я не стану идеализировать гавайцев, но мне неприятно слышать, как Бадди их поносит, потому что я знаю: на самом деле он так не думает, а от этого брань почему-то звучит еще грубее.

— Может, мне стоит написать о Бадди?

— Все собираются писать о нем, но никто не пишет. Журналисты брали у него интервью для «Адвертайзера», но всякий раз получалось что-то не то.

— «Бадди в раю».

— Это было когда-то раем. Это было прекрасно, я помню. До Пёрл-Харбора. До войны. Я был тогда ребенком. Конечно, теперь это больше не рай. Вот почему мне так нравится имя, которое ты дал бару — «Потерянный рай», ведь только былой рай может однажды стать для тебя адом. — Он помолчал и повторил вновь: — Вот почему Гавайи так печальны.

73. Голоса

Я остался один и сперва обрадовался этому, поскольку втайне уже начал в эти поздние часы делать наброски будущих рассказов — осторожно, чувствуя себя глупо и неуверенно, словно человек, пытающийся восстановить отношения с былой возлюбленной и страшащийся отказа. В гостинице было тихо, бар, наконец, закрылся, музыку выключили, бассейн был пуст, зеленовато-синяя поверхность воды бросала отсвет на стены. Как только последний пьяница вышел из бара, я спровадил Трэна домой, но вскоре пожалел, что остался один и у кошмара, который я пережил, не было свидетелей, кроме меня.

Сперва я услышал голоса, доносившиеся из пустого лифта, — неразборчивые фразы, вероятно, гости болтали о чем-то своем, но я разобрал свое имя, сопровождавшееся безрадостным, однозвучным смехом, похожим на кряканье утки. Этот смех пристает к собеседникам, точно инфекция. Хуже всего было то, что я не расслышал шутку, вызвавшую такое веселье.

А потом отчетливо донеслось:

Он был якобы писателем!

Разве я говорил нечто подобное кому-то из постояльцев? Или кто-то узнал мое имя?

Валяет дурака и думает, никто этого не замечает, — это был уже другой голос, и снова раскаты смеха. Видимо, в комнате — несколько человек.

Может быть, речь шла вовсе не обо мне? Но тут раздалось более конкретное обвинение:

Если б не Бадди, он бы не получил эту работу. Никто не пожалеет, когда он уйдет.

Это, несомненно, относилось ко мне. Я и сам нередко думал об этом.

Еще один хаоле средних лет подцепил туземку. Она ему во внучки годится.

Оживленное хихиканье, неудержимое, переходящее в икоту, — так от души резвятся дети. Последняя насмешка задела меня больше прежних, затронула самое больное место.

Войдя в лифт, я нажал кнопку восьмого этажа, но в районе шестого смех усилился. Я надавил на «стоп» и вышел. Никак не получалось зафиксировать источник шума: вроде бы голоса доносились из одной комнаты, но, когда я приблизился к ней, они начали эхом отдаваться в другой. Наконец я проследил этот смех до той ниши в конце коридора, где располагалось три номера, и три двери с разными номерами выходили в коридор.

Кто-то прокричал:

Чего проще прикинуться писателем среди людей, которые не умеют читать!

Другая реплика попала в «яблочко»:

Прикрывает лысину своей бейсбольной кепочкой!

Мог ли я ворваться в номер, положить конец этому безобразию? А если бы я попал не в ту комнату? Беседа могла происходить за любой из трех закрытых дверей. Терзаясь стыдом и яростью, я вышел на служебную лестницу, поднялся пешком еще на два этажа, в свой номер, где давно спали Милочка и Роз, и всю дорогу мне слышались приглушенные раскаты смеха, эхом отражавшиеся от бетонных стен.

На следующий день я полез в компьютер, чтобы выяснить имена обитателей этих трех номеров, и ничего не обнаружил. Все три номера пустовали. Как это понимать?

Раньше я жаловался на скуку и предсказуемость своей жизни в отеле «Гонолулу», на требовательность и навязчивость постояльцев. Бадди со своими приятелями оккупировал «Потерянный рай». Я нуждался в покое, крыше над головой, нетрудной работе, солнце, одиночестве. За это я платил тоской, подобной которой я не знал, — так томятся погребенные заживо. Теперь гостиница ожила, зазвенела пронзительными ночными голосами, и я боялся оставаться один, потому что в одиночестве я слышал все это:

Он жиреет.

Сразу видно, ему здесь не место.

Человек просто не умеет наслаждаться жизнью.

О да, он писал книги — в свое время!

Заметив, что с каждым утром я просыпаюсь все более мрачным, Милочка спросила, в чем дело. Я откровенно рассказал ей о слуховых галлюцинациях. Может, это Бадди меня разыгрывает? Милочка сказала, что я делаю из мухи слона, что я все равно что младенец и к тому же подаю плохой пример дочери.

— А если мне все это чудится?

— Какая разница, чудится или нет, — возразила Милочка. — Главное, они говорят правду.

Ошеломленный подобной логикой, я молча уставился на свою простодушную супругу.

— Ты сидишь и читаешь книги, — попрекнула она меня. — Надо жить!

Я не знал, что кто-то подмечает то, на что я сам не обращал внимания: читать для меня было столь же естественно, как дышать.

— Мог бы попрактиковаться в своей работе, — посоветовала она. — Приобрести больше опыта.

Что толку было удирать на пляж? Я брал с собой книгу — Милочка права, я всегда брал с собой книгу. Я сидел на солнце рядом с праздными людьми, сильно загоревшими женщинами и выдубленными жарой мужчинами, рядом со стриптизершами: молодые женщины с прекрасными телами, как правило, отдыхали до начала вечера, почти все они отращивали длинные волосы; рядом с небольшими, тесно сплоченными семействами, возившимися с припасами и игрушками. Тут же и бездомный бродяга с тележкой из супермаркета, нагруженной пластиковыми пакетами, — однако и у него был дом, здесь, на пляже, под пальмой, к которой он небрежно прислонился спиной, в этих битком набитых пластиковых пакетах имелось все, в чем он нуждался.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация