Вот ведь дерьмо какое, дешевка долбаная.
Нортон хотел объявить общегородской розыск, но ни ее, ни Койла такой вариант не заинтересовал. Оба они точно знали, где находится Марсалис, и то, что, с формальной точки зрения, он отсутствовал без разрешения, особого значения не имело. Ровайо не отвечала на телефонные звонки, и по лицу ее напарника запросто можно было прочесть, что это означает. Это было также очевидно, как синяки, полученные в уличных драках. Севджи не могла знать, были ли Койл и Ровайо любовниками, но напарниками-то они точно были, а это часто даже более глубокие отношения, потому что ставки в них выше: тем, кого мы допускаем в свою постель, обычно не приходится каждый божий день быть начеку, чтобы в случае чего спасти нам жизнь. Раньше, в полиции Нью-Йорка, у Севджи бывали опрометчивые связи с коллегами, но она ни разу, ни разу не переступала эту черту ни с одним напарником, и не потому, что не было соблазна, а потому, что это было бы глупо. Это все равно что загнать громадный моторный катер береговой патрульной службы на мелководье белого песчаного пляжа для туристов. Ясно же, что он сразу сядет на мель.
«То ли дело сейчас, да, Сев, – глумился в ней син. – Сейчас-то у тебя все под контролем, правда? Сплошь глубокая вода и никакой качки».
Ой, да иди в жопу.
Она точно не знала, сколько времени просидела так, отсутствующе глядя в испещренную огнями ночь, когда кто-то принялся барабанить в дверь:
– Севджи?
Она моргнула. Голос принадлежал Нортону, он доносился из-за звукоизолирующей двери слегка приглушенно и невнятно. Некоторое время назад они сидели в баре отеля, почти не разговаривая и едва притронувшись к напиткам. Во всяком случае, она так думала, пока он тихо не сказал ей ни с того ни с сего:
– Совсем как кокаин, верно? Полная беззащитность и слишком большая нагрузка на сердце.
Она уставилась на него, понимая, что он вычислил ее, но неспособная осознать его слова.
– Не знаю, о чем ты думаешь, Том, – ответила она, – но я думаю о Хелене Ларсен и о том, что мы до сих пор не поймали мерзавца, который ее убил.
Это было ложью только наполовину. Обещания, которые она дала себе, и найденный в июне изуродованный труп перевешивали все остальное, стоило только о них вспомнить.
И она выскользнула из бара, оставив Нортона допивать последний стаканчик перед сном. Теперь-то ей казалось, что стаканчик был вовсе не последним.
– Сев, ты там?
Она вздохнула и слезла с подоконника. Прошлепав через комнату, открыла дверь. Нортон стоял, упершись одной рукой в косяк, но не настолько пьяный, как она опасалась.
– Да, я здесь, – сказала она. – В чем дело?
Он ухмыльнулся:
– Тебе должно это понравиться. Только что звонил Койл.
– И что? – Она отвернулась, оставила дверь открытой: – Заходи. Ну так что произошло? Он взял штурмом квартиру Ровайо и выволок Марсалиса из ее постели?
– Нет, не совсем. – Нортон вошел вслед за ней и подождал, пока она повернется к нему лицом. Он все еще ухмылялся. Севджн сложила руки на груди:
– Так вот?
– Так вот, Ровайо и Марсалис вечером взяли штурмом «Кота Булгакова», закошмарили сотрудников «Даскин Азул» и устроили беспорядки. Кому-то это не понравилось, и он напал на Марсалиса с мачете.
– Что?
– Ты не ослышалась. Теперь Ровайо призвала полицию Кольца, чтобы перекрыть въезд и выезд с платформы, а Марсалис гоняется по «Коту» за этим артистом с мачете, потому что считает, будто тот участвует в грандиозном заговоре и выведет его на Меррина.
– Блин, да ты, на хрен, надо мной прикалываешься.
– Хотел бы я, чтобы так оно и было.
– Ладно… А что Койл?
– Едет сюда. Вообще-то он в сопровождении головорезов, которые по недоразумению охраняют тут общественный порядок, направлялся туда, где все веселье. Я вроде как настоял, чтобы они и нас прихватили.
Севджи схватила с кровати куртку и стала поспешно ее натягивать.
– Ну почему он не мог просто ее трахнуть, – пробормотала она, а потом внезапно вспомнила, что не одна в номере.
Нортон притворился, будто ничего не слышал.
В недрах «Кота Булгакова» Карл почувствовал странное облегчение. Тут, по крайней мере, не было этих долбаных магазинов.
Его краткосрочная память выдавала информацию о бесконечных оживленных торговых артериях с гладкими полами и сменяющими друг друга витринами; их было так много, что они в конце концов утратили всякую индивидуальность и слились в единую картину какого-то смутного потребительского соблазна. Витрины с одеждой или музейными экспонатами, оформленные изысканно или с китчем, в зависимости от того, какую рыбку они призваны подцепить. Брусочки и пластинки гаджетов под мягким ненавязчивым светом. Голографическая имитация беспорядочного изобилия еды и напитков, призванная воскресить призрачную память об уличной торговле. На голографических же дисплеях мелькали таблетки и молекулы психоактивных веществ, увеличенные до таких размеров, что они смахивали на популярную электронную технику. Всевозможные услуги рекламировались при помощи практически ничем с ними не связанных кинематографических образов. Уровень за уровнем, и опять новый уровень, переход за переходом, лабиринт из бесконечных, ярких коридоров, лифтов и лестниц.
Отключившись от всего этого, он преследовал парня с мачете, держась настолько близко к нему, насколько это было возможно среди немногочисленных ночных прохожих.
Он давно уже знал, что опасающийся слежки дилетант вначале постоянно оглядывается назад, но быстро успокаивается, если не замечает хвоста. Карлу виделось, что у этого была эволюционная подоплека: если крупный хищник не настиг тебя в первые несколько минут, значит, опасность миновала. Как бы там ни было, хитрость в том, чтобы подотстать, позволяя объекту увериться в своей безопасности, а потом снова приблизиться и висеть на хвосте до победного конца. Этот способ редко подводил.
Конечно, хотелось бы, чтобы толпа была погуще. Ночных покупателей мало, хуже того: это обычная для Кольца смесь, и значит, белые и черные лица встречаются тут куда реже, чем азиатские и латиноамериканские. А парень с мачете казался до смешного зацикленным на цвете кожи Карла. Это могло быть обычной старомодной расовой ненавистью – в конце концов, мальчишка-то явился из Иисусленда и городил всякую религиозную чушь, так что все возможно, – но, даже, если и нет, оглядываясь назад, он все равно высматривал черное лицо, а их попадалось не так чтобы много. Карлу нужно было, чтобы парень увидел хотя бы несколько, каждый раз пугаясь до усрачки, а потом вздыхая с облегчением. Чем больше таких случаев, тем меньше адреналина попадет в его кровь при виде черного лица, и тем сильнее он расслабится.
Карл отставал, использовал зеркальные поверхности, трансляции с камер наблюдения, весь показной нарциссизм торгового центра, наблюдал, как объект поначалу лихорадочно нарезает круги, суетится, но постепенно снижает темп и начинает целенаправленно пробираться сквозь толпу. Сначала он поворачивается всем телом, потом оглядывается через плечо, а потом делает это все реже и реже. Карл сократил дистанцию, держась за кучками покупателей и идя на полусогнутых, когда те были недостаточно высоки, чтобы служить прикрытием.
