Он хмыкнул. Положил телефон и снова на него уставился.
Бросай это, Карл. Сейчас ты просто ищешь повод остаться внутри чего-то, в чем изначально не хотел участвовать.
Он скривился и по памяти набрал номер.
Телефон зазвонил, когда Севджи шла по бесконечным на вид галереям торгово-развлекательных центров. День клонился к вечеру, и толпы покупателей заставляли ее не идти, а ковылять со скоростью калеки. К тому же ей приходилось притормаживать и шарахаться в разные стороны, обходя то остановившиеся на пути семьи, то кучкующихся юнцов, разодетых кто во что горазд. Приходилось стоять в очереди к лифтам, которые величаво и медленно плыли вверх и вниз среди наводящего на мысли о кафедральном соборе великолепия, напичканного всевозможными товарами. Приходилось проталкиваться сквозь скопления охотников за выгодными покупками под голографическими надписями, кричащими: «Распродажа! Распродажа! Цены снижены!»
И так было весь этот чертов день, везде, куда бы она ни пошла, на всех верхних палубах «Кота Булгакова». Соблазн вытащить значок вкупе с пистолетом и расчистить таким образом себе путь ощущался почти физически, как некий нутряной зуд.
– Эртекин слушает.
– Алькатрас, диспетчер. Для вас внешний звонок, соединить?
– Внешний? – Она нахмурилась: – Откуда звонят?
– Из Нью-Йорка, судя по всему. Это детектив Уильямсон.
Покопавшись в памяти, она мысленно снова увидела высокого, крепко сбитого чернокожего мужчину среди полицейских и заграждений на месте преступления, а еще упрятанные в полиэтиленовые мешки трупы возле ее дома. Марсалиса, сидящего на ступенях и глазеющего на все это с видом туриста, словно он не имеет никакого отношения к происходящему. Бодрящий октябрьский воздух, никогда не смолкающие звуки мегаполиса. Нью-Йорк внезапно показался таким же далеким, как Марс, а эта перестрелка – воспоминанием давным-давно минувших времен.
– Да, соедините.
В трубке зазвучал голос Уильямсона, слегка квакающий из-за дальнего соединения.
– Госпожа Эртекин?
– Говорите, – бросила она, слегка запыхавшись, потому что довольно быстро шла по книжному магазину, покупатели которого в виде исключения не бросались под ноги, а спокойно изучали стеллажи.
– Вам неудобно говорить?
– Не более чем обычно. Чем могу помочь, детектив?
– Скорее, это я могу вам помочь, госпожа Эртекин. У нас имеется информация, которая, вероятно, вас заинтересует. – Он помялся мгновение: – Я общался с Ларри Касабианом, он очень хорошо о вас отзывается.
В памяти промелькнули приглушенные туманом звуки работающего робота-землекопа, рассветное поле и внезапно повеявший трупный запах. Стоящий рядом Касабиан, молчаливый, заторможенный, внезапно бросивший на нее короткий взгляд из-под насупленных бровей. Один раз он мрачно кивнул ей (в этом кивке с трудом, но можно было прочесть смесь солидарности и усталости), однако ничего не сказал. Они неделями следили за тем, что говорили, и успели уже к этому привыкнуть – электронные подслушки были повсюду.
– Как любезно со стороны Ларри. – Она наткнулась на кучку покупателей, с глупым видом пасущихся посреди магазина мужской одежды, резко затормозила и пошла в обход. – А вы так добры, что мне позвонили! Так что вы там раскопали?
– Мы раскопали, госпожа Эртекин, вашего третьего стрелка, напавшего на Альваро Ортиса.
Она опять чуть не остановилась, хотя путь был свободен:
– Он жив?
– Вполне. Дырка в плече, а в остальном все прекрасно. Он подрался в баре в Бруклине, вытащил ствол, но тут оказалось, что в заведении после дежурства отдыхает целая куча копов. – Уильямсон хохотнул: – Можете поверить в такое везение?
– Значит, парень не из местных?
– Нет, он из Республики, откуда-то с запада. У него дед где-то в Мэне, и есть разрешение проживать в Союзе, но без гражданства. Дирк Шиндел. Мы не смогли связать его с местом преступления по генетическому следу, но он сам сознался.
– Как вы этого добились?
– Мы его запрессовали, – обыденным тоном сказал Уильямсон. – Спустили на него команду психологического воздействия убойного отдела. Дело в том, что во время бруклинской истории он был по уши накачан гормонами и уличным сином. Вы ведь знаете, как действует такой коктейль. Парень бормотал, как поднимающий змей
[70].
Каждый нерв Севджи отозвался легким биением – в ее собственной крови гулял определенно не уличный, а качественный син. Она старательно усмехнулась:
– Да, мне доводилось видеть таких ребят. Что он говорит про Ортиса?
– Он много чего говорит, могу, если хотите, прислать записи. Все сводится к тому, что его нанял в Хьюстоне какой-то незнакомый мужик, приятель остальных двух нападавших. Предложил довольно большую сумму. В этом нет ничего подозрительного, когда пытаются убить человека уровня Ортиса, а вот то, что для этого нанимают всякую шваль, странно. Шиндел говорит, ему доводилось заниматься мокрухой, но наши психологи считают, что он врет. По их мнению, он разве что водителем был у киллера или на шухере стоял.
– А как насчет остальных?
– Да, Лерой Аткинс. Это парень, которого ваш… э-э-э… модифицированный друг положил из Магнитки. Выяснилось, что в Республике у него была судимость за ограбление с применением газового баллончика, ничего серьезного. Коп из Хьюстона, с которым я разговаривал, сказал, что в последние годы Аткинс мог выйти на более высокий криминальный уровень, может, потому и уехал из штата. Ничего такого, за что его можно было бы взять, только уличные слухи и потенциальные связи Ярошенко, которые просчитал какой-то н-джинн с Западного побережья, его хьюстонцы арендовали. Та же история и с другим парнем… э-э-э… Фабиано, Энджелом Фабиано. Жил в Хьюстоне, состоял в местной преступной группировке. Первые приводы еще в детстве, но тоже всякая мелочовка вроде приобретения абортивных средств с целью сбыта и нападений при отягчающих обстоятельствах. Впрочем, в Хьюстоне считают, что и он тоже мог переквалифицироваться. Он известен как подельник Аткинса.
– Хорошо. – Ощущение, что она предает Нортона, было таким сильным, что Севджи скривилась, но все равно спросила: – Шиндел сказал что-то про Марсалиса?
– Про Марсалиса, этого вашего тринадцатого? – Пауза, во время которой Уильямсон, предположительно, полистывал материалы рапорта. – Нет. Ничего, кроме: «Мы бы все сделали, если бы не этот ниггер, мутант херов. Без обид».
– Без обид?
– Ага. – В голосе Уильямсона звучали теперь раздражение и веселье одновременно: – У одного из психологов такой же цвет кожи, как у меня. Этот иисуслендец оказался на диво щепетильным.
