Но Вальдес вдруг нахмурился и поднял подбородок от кия. Выпрямился и, прищурившись, пошел вокруг стола к Доджи:
– Эй, pengo mio, ты говорил, Эльвира сегодня не работает? – Он кивнул в полумрак бара. – Потому что, если так, у тебя проблема.
Доджи покосился в полутьму, туда, куда указывал Вальдес, и – как будто всей остальной херни было недостаточно – вот она, Эльви, на высокой табуретке спиной к бару, локти на стойке, сиськи над красным топом, который он купил ей в мае, ноги под обтягивающей юбкой выставлены напоказ, и все это для здоровенного черного мужика, сидящего на соседней табуретке и глядящего на нее так, будто она какой-то фрукт на прилавке уличного ларька.
Это, блин, уже слишком до хера.
Он перехватил кий поближе к середине, перевернул и понес его в опущенной руке к стойке бара. Эльвира увидела его, сделала, драть ее, морду тяпочкой и заткнулась. Доджи дал ей прочувствовать момент, подошел еще на пару шагов и застыл в полутора метрах от плеча чернокожего мужика.
– Ты совершаешь ошибку, приятель, – сказал он, тяжело дыша. Злость делала его речь невнятной, так смазываются краски на дешевом логотипе. – Видишь ли, Эльвира сегодня не работает. Если тебе нужна дешевая щелка, лучше бы тебе осмотреться по сторонам, а к этой телочке придешь в другой день. Ясно тебе?
– Мы просто разговариваем. – Мужик говорил негромко и рассудительно, почти скучающим тоном, с каким-то до усеру странным акцентом. Он даже не смотрел на Доджи. – Если Эльвира сегодня не работает, полагаю, она имеет право поболтать, верно?
Доджи почувствовал, как тяжесть дня валится на него, будто обломки рухнувшего дома.
– Не думаю, что ты внимательно меня слушал, – напряженно сказал он мужику.
И тут мужик наконец посмотрел на него, перехватив взгляд, словно особо сложную подачу в бейсболе.
– Почему же, слушал, – сказал он.
Это заставило Доджи потрясенно застыть на месте, по-прежнему не поднимая кия, потому что он вдруг каким-то образом понял, что мужик ждет не дождется того, что должно произойти дальше. Словно его автомобиль вдруг ушел в занос, и под колесами оказался лед, когда он меньше всего этого ожидал. Он знал, что сдаваться нельзя, пусть народу и немного, но Вальдес смотрел, смотрел бармен и еще парочка ребят, так что к утру на улице всем все будет известно, и он должен надрать этому хрену задницу, но земля уходила из-под ног, она перестала быть безопасной опорой, а он, блин, не мог прочесть этого мужика и понять, что тот собирается делать.
Он сильнее сжал кий.
– Попробуй ударить меня этой штукой, – сказал чернокожий человек, – и я тебя убью.
Сердце Доджи молотило о грудную клетку. Гнев, который он так долго поддерживал, старательно подбрасывая в него дровишки, вспыхнул и внезапно стал каким-то ненадежным. Тоненький голосок где-то внутри призвал к осторожности. Он глубоко вздохнул, стараясь засунуть неожиданное озарение куда поглубже.
– Дверь вон там, – сказал он. – Просто свали на хрен отсюда.
– У меня ноги устали.
Так что Доджи взял и замахнулся этим сраным кием – в глубине души он с самого начала знал, что именно так ему и следует поступить. Оскалившись в ухмылке, закусив нижнюю губу и со слабым всплеском долго сдерживаемого адреналина.
А что, на хер, еще было делать в такой ситуации?
Даже предвкушая драку, Карл чувствовал некоторое разочарование. У чванливого гангстера, мелкой сошки, хребет, может, чуть покрепче, чем у обычного сутенера, но все равно он не соперник тринадцатому. На самом деле Карлу ничто не угрожало.
«Ага, а ты, типа, ожидал чего-то другого от занюханного бара с черными стенами, в полузаброшенном районе, с почти полностью автоматизированной верфью по соседству. – В конце концов, он же обсудил все это с и-фейсом такси, кружа по пустынным улицам. – Признай, ловец, именно для этого ты тут и рыскал. Этого и хотел. Наслаждайся».
Сценарий драки уже настолько четко сложился в его голове, что она была практически предопределена. Сидя на высоком табурете, Карл уже перенес вес отчасти на стойку бара, отчасти – на ноги в проходе, потому что сам табурет намеревался задействовать. Он видел, как напряженно дрогнула, готовясь к удару, рука противника, схватил табурет за ножку и нанес зверский удар, впечатывая ее в ноги и грудь сутенера. Сиденье табурета под воздействием вращательного импульса пошло вниз, блокируя кий, – теперь гангстер не мог хоть сколько-нибудь поднять его. Карл выпустил табурет (тот отлетел в сторону), шагнул на отступившего сутенера, схватившегося за раненое лицо, и нанес сильный рубящий удар в шею. Сутенер рухнул на пол, по всей видимости мертвый. Эльвира вскрикнула.
У бильярдного стола замер в потрясении бритоголовый дружок упавшего, бессознательно ухватившись обеими руками за кий, будто в попытке защититься. Карл сделал несколько шагов вперед, как бы заполняя собой все помещение.
– Ну? – отрывисто бросил он.
До бритоголового было от силы пять-шесть метров; даже если он вооружен, то не успеет вытащить ствол раньше, чем Карл до него доберется. И по лицу того было ясно, что он это знает.
Шевеление слева – Карл подметил боковым зрением. Это бармен потянулся не то за телефоном, не то за оружием. Карл ткнул в его сторону указательным пальцем:
– Замри.
Сутенер на полу застонал и шевельнулся. Карл обвел испытующим взглядом все лица, прикидывая возможную реакцию, и пнул поверженного противника в голову. Стоны прекратились.
– Как его зовут? – бросил Карл в пространство.
– Э-э, Доджи. – Это бармен. – Доджи Квант.
– Так. Если тут есть хороший друг Доджи Кванга, который хочет остаться и все это со мной обсудить, я готов. А остальным лучше уйти.
Зашаркали ноги, которые раньше обвивали барные табуреты, и к выходу поспешно потек тонкий человеческий ручеек. Дверь распахнулась, и затылок Карла тронуло сквознячком. Бармен тоже воспользовался возможностью уйти. Осталась Эльвира, скорчившаяся в слезах на полу возле Доджи, и бритоголовый, который, кажется, просто не верил, что Карл даст ему просто так добраться до дверей. Тринадцатый холодно ему улыбнулся:
– Ты правда хочешь что-то предпринять?
– Нет, он не хочет, взгляни на его лицо. Так что не будь гондоном и дай ему выйти.
Самоконтроль и меш не дали ему с разворота ударить обладателя равнодушного самоуверенного голоса, который определенно забавлялся. Карл понял уже по этому тону, что на него направлено оружие. Ему было непонятно только, почему он до сих пор не лежит на полу рядом с Доджи, мертвый или умирающий.
Он отодвинул недоумение, с ироничной галантностью отступил, жестом указывая бритоголовому на дверь. В памяти тут же встала часовня тюрьмы Южной Флориды, ухмыляющийся сторонник теории превосходства белой расы, шествующий мимо него по проходу. Неожиданно ему стало тошно от всего этого: от дешевых поз и движений, пронзительных взглядов, от всей этой сраной предсказуемости ритуальных мужских танцев.
