– Попробуй проверь.
Мрачная улыбка:
– По счастью, мне незачем пробовать. Самоубийство – оно самоубийство и есть, ты и без меня его совершишь.
– Правда? – Карл картинно осмотрелся по сторонам. – Не больно-то похоже на место для самоубийства.
Подчеркнуто медлительно цедя слова, он, однако, уже оценил ситуацию, и в нем стало подниматься нечто очень похожее на панику. Карл выложил все свои козыри, но Онбекенд вовсе не был в должной мере выбит из колеи, наоборот, снова вернулся к холодному самообладанию и не сводил с Карла глаз. Осмотр бара ничего не дал, лишь в мозгу запечатлелась допотопная обстановка, длинная стойка бара, вся в царапинах и лужицах пролитых напитков, поблескивающих в приглушенном освещении, позади которой громоздились пирамиды стаканов и ряды бутылок. Потертый бильярдный стол, освещенный потолочными лампами. Доджи Кванг на полу, голова повернута набок, мертвые глаза смотрят через всю комнату прямо на него. Доджи нужна компания, он дожидается кого-нибудь, кто приляжет рядом на грязных половицах среди липких пятен.
– Тут действительно сложно будет инсценировать самоубийство, – согласился Онбекенд. – Сложнее, чем где-то в другом месте. Но ты был столь любезен, что позволил своей программе взять над тобой верх, и вот пожалуйста, мы имеем бессмысленную драку в занюханном районе, со столь же занюханными преступниками, и, похоже, Карл Марсалис переоценил свои шансы. Охренеть какая идиотская смерть, но чего уж тут, – пожатие плеч. В голосе Онбекенда вдруг прорезалось презрение: – Все поверят, что так и было. На то есть достаточно оснований.
Завуалированное обвинение в последней фразе уязвило Карла. Откуда-то из глубин сознания Сазерленд подтвердил: «Когда мы руководствуемся тем, что заложено в нашей лимбической системе, то всякий уготованный ненавистью страх на наш счет становится правдой».
Эртекин может на это не купиться.
Ага, а может и купиться. «Не все удается окончательно распутать. Жизнь вообще штука запутанная, а уж преступления – тем более».
Кванг будто подмигнул с пола.
Может, это преступление окажется для нее слишком запутанным, ловец.
И, как будто его собственных мыслей было недостаточно, Онбекенд подлил масла в огонь:
– Все поверят, что ты оказался слишком слаб, чтобы побороть собственную программу. – Он сказал это так, будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся, будто вторя звучащим в голове Карла рассуждениям Сазерленда. – Потому что так оно и есть. Все поверят, что ты отправился на поиски неприятностей, потому что именно так и было. Все поверят, что неприятности оказались слишком серьезными, и ты не справился с ними в одиночку. Поэтому вначале будет небольшое расследование, они с кем-нибудь поговорят и под конец решат, что ты схлопотал пулю в упор из заурядного пистолета, каких двенадцать на дюжину, который никогда не найдут, а стрелял в тебя некий безымянный уличный отморозок, которого тоже никогда не найдут, и тут все разойдутся, Марсалис, и не станут больше ничего расследовать, потому что сделанные выводы будут идеально соответствовать тому идиотизму, который ты ни с того ни с сего начал творить в последние дни, словно специально для нас. Я и сам не смог бы лучше все обставить.
Карл показал на пистолет:
– Такое оружие вряд ли можно назвать заурядным.
– Такое? – Онбекенд снова приподнял револьвер, взвешивая его в руке. – Это…
Пора!
Тоже не бог весть какая ситуация – рефлекторные реакции другого тринадцатого были лишь слегка замедленны, нейрохимические импульсы несколько подавлены благодаря жесту Карла (открытая ладонь качнулась в сторону оружия) и всему этому ору, из которого их разговор вырулил вот буквально только что. Поэтому дуло револьвера чуть-чуть сместилось, отклонилось всего лишь на несколько градусов, и палец Онбекенда на миг ослаб на спусковом крючке. Вдобавок сам Онбекенд поддался обычному для тринадцатых чувству превосходства и принялся читать лекцию. Шансов не слишком-то много.
Вообще говоря, их совсем немного.
Карл подорвался с места, ухватился за край стола и отшвырнул его. Онбекенд пальнул в белый свет и отшатнулся, пытаясь выбраться из кресла и вскочить на ноги. Тень у дверей с криком пришла в движение. Карл уже оказался там, где раньше был стол, атаковал Онбекенда, ударив сперва основанием ладони, а потом локтем, и потянулся к пистолету. Он обеими руками вывернул державшую револьвер руку другого тринадцатого так, что оружие смотрело теперь на человека у дверей, попытался нажать на спусковой крючок. Онбекенд не дал ему такой возможности, но это не имело значения, потому что человек у дверей снова закричал, уворачиваясь от пули, которая так и не покинула ствола. Дверь бара распахнулась, и влетел второй помощник Онбекенда. Карл дернул револьвер, но не смог его забрать, а вновь прибывший не повторил ошибки товарища, ухмыляясь, бросил:
– Ты просто придержи его, Онби, – и двинулся вперед.
Карл в отчаянии дал Онбекенду подсечку, надеясь, что они оба упадут на пол, и револьвер удастся отнять, но другой тринадцатый прочно стоял на ногах, а вот сам Карл потерял равновесие, не сумев как следует провести прием таниндо. Онбекенд воспользовался ситуацией, сделал широкий шаг в сторону и стряхнул с себя противника, как тяжелый рюкзак. Падая, Карл попытался вырвать револьвер, но не преуспел. Онбекенд пнул его в пах, Карл судорожно скрючился, сделал отчаянную попытку перекатиться, встать…
Онбекенд прицелился.
Казалось, весь мир склонился к ним и замер, наблюдая.
В этой недолгой нереальной неподвижности Карл знал заранее, куда ударит пуля, и это знание потрясало, потому что было сродни свободе. Он чувствовал, как открывается навстречу этому знанию – так расправляют крылья, так издают рык, – и не сводил глаз с Онбекенда. Потом осклабился и выплюнул последний вызов:
– Ты жалкий, запутавшийся мелкий гондон.
И тут тишину окончательно разорвали выстрелы: один, другой, третий, – будто беспрестанно хлопала под натиском бури незапертая дверь.
Глава 42
У «Беретты МарсТех» есть функция залпа, позволяющая выпускать три пули при каждом нажатии спускового крючка. Севджи Эртекин вошла в дверь, активировав эту функцию и держа пистолет обеими руками. Наводя его на каждую попавшую в поле зрения фигуру, она дважды спускала курок. Ей было не до щепетильности – снаружи она видела в окно, что вот-вот может произойти. При стрельбе разрывными пулями раздавался сухой, лишенный драматизма треск, но цели разлетались в клочья, словно были сделаны из картона.
Двоих расшвыряло по сторонам. Их тела упали.
Третий повернулся с тигриной скоростью, первый залп вообще его не задел. Большой, тяжелый серебристый револьвер крутнулся в его руке. Она снова нажала на спусковой крючок, и человек с револьвером перекувырнулся назад, будто исполняя цирковой трюк.
Марсалис копошился на полу, пытаясь подняться. Ей не было видно, подстрелили его или нет. Она прошла дальше, как положено, наводя пистолет на каждый угол. Потом переключилась на тех, кого только что подстрелила, нет, погодите-ка…
