– Нет, это бонобо, и даже их способности сильно преувеличивают. К тому же, если Манко хочется такого кайфа, он может поехать в Лиму и навестить какой-нибудь бордель с мутантами. Так что брось, что-то тут не складывается.
– Ну ладно тогда, может, просто есть мутанты чужие, а есть свои, – скривился Неван. – Мало кто боится тех, чьи странности спят, свернувшиь калачиком, четыре месяца подрад. В таких условиях они не больно-то опасны чьему-то мужскому началу. Это только таких, как мы, нужно изолировать, запретив размножаться.
Карл сверлил взглядом столовые приборы. Он кивнул, немного грустно.
– Таких, как ты. Они изолируют таких, как ты. К у меня лицензия.
– Значит, тебя одомашнили.
– Называй это как тебе угодно. Ты не сможешь перевести часы на двадцать тысяч лет назад, Стефан.
Неван снова по-волчьи ухмыльнулся:
– А ты?
– Видите ли, давным-давно, – говорил тем временем Явуз, – страх был объединяющей силой. В те времена можно было, используя ксенофобию, сделать страну сильной. Это старая модель, когда национальное государство становится чем-то вроде крепости. Но жить в крепости нельзя, когда вся жизнь зависит от международных связей и торговли. Когда началась глобализация, ксенофобия стала помехой, в терминах Грумбридж – дисадаптивным фактором. Она пишет…
От ресторана разнесся звон стекла. Севджи стремительно обернулась, как раз вовремя, чтобы увидеть, как вокруг двух сцепившихся в драке тел во все стороны разлетаются осколки.
– Ну твою налево!
Севджи потянулась за пистолетом, хотя здесь у нее не было права носить оружие, но рефлексы опережали мысль. Вскочив с табуретки – слышно было, как та со стуком опрокинулась за ее спиной, – она бросилась к дерущимся. Явуз бежал рядом, размахивая пистолетом – у него-то разрешение было…
Бледный тринадцатый прижимал Марсалиса к земле. Его рука с чем-то зажатым взметнулась вверх, пошла вниз. Марсалис непонятно как вывернулся, сделал что-то ногами, и ситуация изменилась. Неван качнулся, тряся рукой, которой, должно быть, здорово приложился о бетон набережной, возможно вплоть до перелома. Другой рукой он пытался не дать черному человеку подняться, но из этого ничего не вышло. Марсалис сдвинулся в сторону, высвободив одно плечо, его рука взметнулась, схватила француза, потянула вниз. Приподняв корпус, Марсалис изо всех сил ударил Невана головой в лицо. От звука удара у Севджи заныли зубы.
Они с Явузом уже были рядом.
– Ну все, ушлепок, – потрясенно, хрипло сказал Явуз по-английски. Его пистолет уперся Невану в ухо. – Игра окончена.
Неван пошатнулся, прижимая руку к лицу, кровь текла между пальцев из наверняка сломанного носа. Он кашлял и булькал, но сквозь эти звуки прорывался смех. Марсалис крякнул, выбрался из-под француза и ткнул того коленом в бок. Неван чуть не рухнул, не переставая прижимать ладонь к лицу и посмеиваться. Рука, которой он держался за нос, была той самой, которую он только что сломал о бетон.
– Похоже, придется мне, – Неван с влажным хлюпаньем втянул воздух, – самому покупать себе сигареты.
– Да, похоже на то. – Марсалис одним плавным движением поднялся на ноги и принялся искать на себе порезы и впившиеся стекла.
– Я тебя предупредил.
– Да, и вдобавок напортачил со столовым ножиком. – Тон Марсалиса был отсутствующим. Он посмотрел на свою правую ладонь, нахмурился, и Севджи увидела на ней кровоточащие порезы. Марсалис поднял ладонь к лицу, покрутил ею перед глазами, закатал рукав и поморщился. По руке тянулся длинный порез, из которого до сих пор торчал узкий осколок стекла, впившийся в плоть у внешнего края ладони.
– Оставайся тут, козлина — дрогнувшим голосом сказал Явуз Невану. Дуло пистолета смотрело теперь в лоб тринадцатого. – Сиди на жопе ровно и не шевелись.
Сунув свободную руку в карман куртки, он выудил телефон и нажал одну из клавиш быстрого набора. За разбитым окном ресторана стояли люди, глазея на перевернутые стулья и стол. Тут же роились официанты, не понимая, что им делать. Из верхней части рамы неожиданно выпал напоминающий сталактит треугольный осколок и как-то буднично разбился о бетон на три части.
Севджи заметила, что самый узкий из трех осколков указывает острием на столовый нож, выпавший из рук Невана. До нее внезапно дошел смысл слов, которыми только что обменялись двое тринадцатых.
– Так ты знал, что он собирается это сделать?
Марсалис ухватил впившийся осколок и медленно вытащил его из раны. Мгновение повертел стекло в руках, с любопытством разглядывая со всех сторон в тусклом вечернем свете, и бросил на землю.
– Ну, – он сжал раненую руку в кулак и снова скривился, – существовал риск, что в такой ситуации он поступит в соответствии со своей генетикой, так что да.
– Ты сказал нам, что вы друзья.
Неван, который сидел, прислонившись спиной к соседнему, неповрежденному окну, сдавленно хохотнул. Марсалис без выражения посмотрел на Севджи поверх своей раненой руки.
– Мне казалось, я сказал, что мы ладим.
Севджи вдруг осознала, как стучит у нее в висках и в груди. Она глубоко вдохнула, набрав в легкие побольше воздуха. Обвела рукой вокруг:
– По-твоему, это называется ладить!
Марсалис пожал плечами:
– Ладно тебе, ну что тут скажешь? Во всем виноваты наши гены.
Сидевший на земле окровавленный Неван опять хохотнул, невзирая на свои переломы.
Глава 27
Рану на руке нужно было склеить, к тому же в ней все еще оставались мелкие осколки. Он сидел в медчасти ООН в Фенербахче
[57] и терпеливо ждал, когда медсестра закончит с ним. Слепящий верхний свет, в углу – вот уж без чего он прекрасно обошелся бы – экран, на котором выводилась его увеличенная микроскопом рана. Он старательно смотрел в другую сторону.
Эртекин хотела отвезти его в колиновскую больницу на европейском берегу, но медчасть ООН была ближе, и она сдалась. Такси доставило их туда меньше чем за пять минут – залитая кровью набережная и ахающая толпа сменились тихими улочками Фенербахче, и вот уже перед ними скромный фасад выстроенного при помощи нанотехнологий здания медцентра, над которым маячками горят огни, приглашая зайти внутрь. Потом Эртекин ушла по коридору вместе с Батталом Явузом и французом – где-то там сейчас лечили раны второго тринадцатого. Карл полагал, что Эртекин хочет послушать Невана, узнать его версию произошедшего. Еще он решил, что она пребывает в легком шоке от случившегося, и не мог сильно винить ее за это. В его собственной крови тоже до сих пор гуляло напряжение от недавней драки, хоть он и почти не подавал виду.
Открылась дверь, и в нее проскользнул зевающий турок в костюме. Седеющие волосы, седеющие же коротенькие усики, не слишком чисто выбритый сизый подбородок. Дорогому костюму соответствовал аккуратно завязанный шелковый галстук. О том, что турка только что подняли с постели, можно было догадаться лишь по зевку да припухшим заспанным глазам. Их сонный взгляд мгновенно смерил Карла, а потом турок бросил медсестре пару невнятных слов, и она немедленно отложила снабженные микрокамерой инструменты, извинилась и вышла. Дверь за ней тихо закрылась. Карл поднял бровь:
