Связь на катере по-прежнему не работала, поэтому они связались с командором только на станции. Талех сразу велел им зайти в кабинет. Взволнованный происшедшим, он простил Женьке опоздание. Лишь сообщил мимоходом, что ключи от психологической службы у Грегори. Пока ксенопсихолог прохлаждалась на Стратоне, медик в поте лица перезаписывал клиентов на другое время.
Сирил подробно описал Талеху случившееся и высказал предположение о теракте. Мрачнея с каждой минутой, командор вызвал начальника службы безопасности. Вошёл долговязый окез в форме. Талех подробно изложил ему суть проблемы и распорядился «никаких камней больше на станцию не пропускать».
– Снарядите команду сапёров, – приказал он. – Найдите устройство и обезвредьте. Если на станции есть другие бомбы, счёт, возможно, идёт на секунды. Обыщите всё! Каждый уголок.
Окез кивнул и вышел. Женька вспомнила Грантала. По сравнению с начальником по безопасности, тот выглядел болтуном. Окезы в основном неразговорчивые.
– Зато надёжные, – пробормотал Талех. – Умеют держать язык за зубами.
Женька нахмурилась. Ничего от него не утаишь!
– В чём дело? – сердито бросил Талех, но опомнился и добавил:
– Я привил телепатию. Себе и своим разведчикам. Прогуляюсь по станции. Может, чего услышу.
Тут Женьку осенило.
– А вдруг это как-то связано с нападением в лифте?
– Поздравляю, – ответил Талех. – Это ваша единственная здравая мысль за последнее время.
Женя сконфузилась и обиделась. В конце концов, если бы не она… Хотя командор был прав. Она постоянно думала о Сириле, а шакрен на неё и не смотрел. Ясно дело, неприятности и всё такое. Но ведь ещё вчера… Талех вздохнул и взглянул на Женьку с неприкрытой жалостью.
– Я доверяю вашей интуиции. И проработаю эту версию. Но, если здесь замешаны гатраки, значит, всё обстоит гораздо хуже.
– Почему?
– Мозг гатраков устойчив к телепатии. С ними практически невозможно установить мысленный контакт.
Талех запрятал камень в самый прочный сейф, изолировав его силовым полем, и отправился руководить операцией. А Сирил наконец обратил внимание на Женьку.
– Ева.
Она вздрогнула при звуке его голоса.
– Ева, – повторил он. – Если почувствуешь недомогание, дай мне знать. А лучше покажись Миритину. Сегодня же.
И всё?!
Сирил погладил Евгению по плечу, улыбнулся…
– Мне пора в лабораторию, а ты отдыхай.
Она смотрела на его удаляющуюся спину и кусала губы, чтобы не расплакаться… Даже не поцеловал!
Женьку особо-то никто и не хватился. Рокен ещё не вернулся с Ролдона. Грегори записал всех её пациентов на следующий день, поэтому завтра намечался аврал. Вопреки ожиданиям, англичанин и не думал волноваться или ругаться. Однако не преминул высказаться:
– Пока ты выполняла свою, гм, «исследовательскую миссию», я познакомился с твоими клиентами. Очень милые люди.
– Спасибо, Грегори, – ответила она. – Я это запомню и подменю тебя у Миритина.
– Неужели выучила ксенобиологию? Или разобралась наконец в шакренской анатомии? – съязвил он.
– Отвали.
У Женьки не было настроения препираться с Грегори. Как ему объяснишь, что они с Сирилом всего лишь целовались? Если «всего лишь поцелуем» можно назвать то, что длилось восемь часов… Сейчас Женька была не в состоянии об этом думать. Устала как собака. Поэтому забрала у Грегори ключи от психологической службы и побрела к себе.
Сирил! Мог бы проводить до квартиры…
На следующий день, в столовой, Женя воочию узрела причину неожиданной толерантности Грегори. Англичанин открыто заигрывал с медсестричкой, а та в ответ строила ему глазки. Женька страдала по Сирилу и с отвращением поглядывала на воркование сладкой парочки. В итоге не выдержала, и, не доев котлету, раздражённо отшвырнула вилку и ушла.
Работы хватало. Вчерашние клиенты плюс сегодняшние. Благо сегодняшних оказалось не так много. До вечера она худо-бедно управилась, а Сирил к ней так и не заглянул.
Евгения решилась и вечером отправилась к нему в лабораторию. По пути столкнулась с Миритином.
– Ева, у тебя всё в порядке? – тревожно спросил он.
– А что?
– Ты какая-то бледная.
– Да всё нормально, – ответила она.
Шакрен проводил её подозрительным взглядом, а Женька с трудом подавила желание поплакаться ему в жилетку.
В лаборатории Сирила не было. Бирилин с готовностью сообщил, что тот «улетел к туманности за пробами и вернётся завтра к вечеру или послезавтра к утру». Предложил стул, сок и фрукты. Поинтересовался, не нужна ли ей помощь. Женя отмахнулась. Чего они с ней, как с больной?
Когда расстроенная Евгения добралась до квартиры, её слегка мутило. Но она списала это на измотанные нервы. Аппетит пропал окончательно, и разболелась голова. Женька запила таблетку от головы чаем с ромашкой и легла спать пораньше. Во сне её преследовали кошмары. Разноцветные деревья со зверскими мордами истерично вопили, а чудовища лезли из-под корней. Проснувшись рано утром, она чувствовала себя так, будто камни всю ночь таскала.
Во рту появился странноватый привкус. От еды воротило. И Женя выпила наверное литр минералки. Её тут же скрутило от спазм в желудке до тошноты и рвотных позывов. Она еле добежала до туалета и провела утро в обнимку с унитазом. Не в силах отползти от него. Вытравив из себя всё, что можно было, Евгения с грехом пополам умылась и повалилась на кровать.
Да что же это такое? За столом с джамрану она давно не сидела. Значит, съела в столовой что-то несвежее и отравилась.
Женька кое-как встала и, морщась, оделась. Всё-таки появился какой-то холодок в груди.
«Значит, так. Надо пойти в медотсек и взять больничный… Настоящий больничный? Накаркала!»
Грегори в медотсеке не было. На её счастье там дежурил Миритин. Она выложила ему всё как на духу. Шакрен серьёзно отнёсся к симптомам, взял необходимые анализы, просканировал и дал противорвотное.
– Нужно протестировать результаты, чтобы поставить точный диагноз, – объяснил он и вышел в препараторскую. Женька смиренно ожидала своей участи и готовилась к худшему. Хотя, если бы она умирала, доктор бы не так реагировал… Вскоре Миритин вернулся и задумчиво посмотрел на неё.
– Что? – выдохнула Женя, замирая от страха.
Он озадаченно нахмурился.
– Сообщить вам как коллеге или как пациенту?
– Как хотите! Только быстрее, или я сейчас умру.
– Напротив, судя по анализам, вы будете жить долго.
Она вздохнула с облегчением. Что может быть хуже смерти?
– Говорите, что со мной?
