Левым флангом армии Баязида, составленным из анатолийских частей, известных своей лояльностью, командовал его старший сын Сулейман; арьергардом – его следующий и самый любимый сын Мехмед; правый фланг, составленный из сербов и других лояльных европейских контингентов, возглавил его шурин серб Стефан Лазаревич. Сам Баязид занял позицию в центре, с янычарами, расположившимися вокруг него. Но, составляя план построения войск, он, ослепленный собственной гордыней, допустил последнюю, решающую ошибку. Следуя привычному тактическому принципу использования менее опытных воинов, принимающих на себя первый удар вражеской атаки, Баязид поставил кавалерию своих анатолийских татар в первую линию. Битва едва началась, когда те дезертировали и перешли к Тимуру, что вполне можно было предвидеть в отношении войск, мобилизованных для того, чтобы сражаться против собственных братьев по крови. Султан, таким образом, в мгновение ока потерял одну четвертую всех своих сил.
Теперь Баязид мог атаковать только левым флангом. Чтобы выполнить приказ, Сулейман бросил в кавалерийскую атаку своих анатолийских конников. Они мужественно сражались против града стрел и нефтяных языков «греческого огня». Но воины Сулеймана не смогли прорвать ряды татар и в конце концов в беспорядке отступили, потеряв примерно пятнадцать тысяч человек. После этого армия Тимура перешла в наступление, его кавалерия преследовала турок по правую от него сторону, пока и преследуемые, и преследователи не скрылись из глаз. После ожесточенного сопротивления, когда сербы сражались «как львы», за что Тимур воздал им должное, его армия прорвала левый фланг. И наконец, по сходящимся направлениям обрушилась на центр турецкой позиции, где находился султан лишь со своими янычарами и оставшейся частью пехоты.
Лишенного маневренности Баязида медленно, шаг за шагом, оттесняли на вершину небольшого холма. Здесь он продолжал биться вместе со своей личной гвардией и остатками его разбежавшихся войск еще несколько часов, вплоть до наступления темноты. Теперь, когда все было потеряно, Баязида поддерживало только его упрямое мужество. «Удар Молнии, – писал турецкий историк, – продолжал держать в руках свой тяжелый боевой топор. Подобно тому, как голодный волк расшвыривает стадо овец, он разбрасывал врагов. Каждый удар его грозного топора наносился так, что второго удара уже не требовалось». Таким, все еще отчаянно сражающимся, его обнаружили воины Тимура, вернувшиеся на основное поле боя после окружения и полного разгрома турецких войск. Сев на скакуна, Баязид предпринял последнюю попытку скрыться с другой стороны холма, пробившись сквозь ряды татарских лучников, но его настигли, стащили с лошади, связали, а затем привели в шатер Тимура, который спокойно играл в шахматы со своим сыном.
Конница Тамерлана
Баязид держался с достоинством в присутствии своего победителя, который сначала воздал ему почести как суверену, но затем стал унижать его как пленника. Во время перехода по Анатолии Баязида несли в паланкине с решеткой, похожем на клетку, подвергая таким образом султана осмеянию со стороны татарских воинов и его прежних подданных-азиатов. Легенд о том, как Тимур обращался с Баязидом, было множество: что по ночам его держали в цепях; что он служил Тимуру подставкой под ноги; что, завладев гаремом Баязида, Тимур унизил его жену – сербку Деспину, заставляя ее обнаженной прислуживать за столом, за которым сидели ее прежний господин и его покоритель. Страдания надломили дух Баязида и, в конце концов, его разум. Через восемь месяцев он скончался от апоплексического удара, но существует версия, что он покончил жизнь самоубийством.
Баязид был побежден, потому что преждевременно и не имея соответствующих ресурсов, встал на путь расширения империи в мусульманском мире, стремясь следовать тем распространяющимся на весь мир завоевательским тенденциям ислама, столь дорогого богословам священного города Бурсы. Таким образом, Баязид на свою погибель вступил в конфликт с мировой империей Тимура, который в то время желал всего лишь мирного сосуществования с османским государством гази.
Тимур без промедления опустошил Малую Азию. Его татарские орды без труда взяли Бурсу, увезли с собой молодых женщин, устроили в мечетях конюшни, разграбили и сожгли почти весь город, но не смогли взять в плен сына Баязида, Сулеймана, которому удалось скрыться, на скаку прорвавшись через ворота города, и беспрепятственно достичь Европы. Затем Тимур повел войска на Смирну, последний оплот христиан, и город был взят всего за две недели. Пленных рыцарей-госпитальеров Тимур привел к галерам, а затем морем отправил к Родосу, обезглавив тех немногих, кто не смог разместиться на галерах, и сложив их головы в привычную пирамиду. Это была в традициях гази демонстрация против «неверных», рассчитанная на то, чтобы завоевать одобрение мусульманского мира.
Из Ангоры войска Тимура продолжали преследовать уцелевшие остатки турецкой армии, бежавшие десятками тысяч по плато или по склонам гор в сторону Дарданелл. Здесь генуэзцы и венецианцы, которые раньше с готовностью переправляли их в Азию, ныне с той же готовностью переправляли их обратно в Европу, вызвав у Тимура приступ бешенства подобным проявлением «плохой веры». Они предпочли врага, которого они знали, врагу, который был еще не известен. Это было показателем того, насколько османы за два поколения сумели укорениться на Балканах. В Анатолии Тимур натравливал друг на друга остальных четырех сыновей Баязида, оставшихся в его руках в качестве вассалов, поддерживая в каждом из них надежду на признание в качестве наследника Османской империи. Тимур облек Сулеймана полномочиями вассала татар на территориях османов в Европе. Теперь, когда судьба Османской империи была в его власти, Тимур благосклонно отнесся к контакту со стороны европейских держав. Но когда император Византии предложил признать его суверенитет и выплатить ему следующую из этого признания дань, Тимур ответил приказом подготовить флот для переправы своих солдат через пролив в Европу. Это породило паническое предположение, что армия Тимура намерена осадить Константинополь. Но у него не было планов ни против Европы, ни против Анатолии, где он, учитывая традиции гази, вернул местным князькам отнятые у них земли. В данном случае Тимур рассматривал свою кампанию не более как очередной набег. Как созидателя империи, его интересовал Восток. Вскоре после смерти Баязида в 1403 году он уехал из Малой Азии в Самарканд, чтобы больше не вернуться. Он готовился покорить Китай, но умер по дороге туда, на два года позже Баязида, заболев лихорадкой, осложненной общей усталостью и (по словам Гиббона) «опрометчивым употреблением ледяной воды». Его татарские орды ушли, оставив после себя полный хаос.
Это сокрушительное поражение османов в Анатолии повлекло за собой распад еще недолго существовавшей Османской империи, так же, как в свое время под ударами вторжения монголов в Малой Азии распалось государство сельджуков. Потянулось десятилетие безвременья, иногда почти перераставшее в анархию, поскольку конфликтующие внутренние силы боролись одна против другой за власть. Стала очевидной опасность, что в ходе этой борьбы центральная власть может попасть в руки провинциальных беев, как это уже случилось в других мусульманских государствах. Четыре сына Баязида боролись за имперский трон, к ним позднее присоединился пятый претендент. Претензии каждого поддерживались его собственной группой сторонников из числа местных династий, озабоченных своими привилегиями. Император Византии поощрял кандидата, наиболее способного удовлетворить его собственные интересы, а вассальные христианские государства Балкан предпринимали попытку вернуть себе хотя бы некоторые из ранее принадлежавших им земель. Территория распадающейся империи разделилась на две части – между Европой, с одной стороны, где старший сын Сулейман правил из Адрианополя, и Анатолией – с другой, которой из Бурсы управлял младший сын Мехмед. Каждый боролся за расширение своего господства за счет другого, ведя периодически возобновлявшуюся гражданскую войну, к которой подключились два других сына, Иса и Муса. После того как Муса убил Сулеймана, он, в свою очередь, был подавлен Мехмедом, которого император призвал прийти на помощь через Босфор и который, таким образом, вышел окончательным победителем.
