Это вызвало тревогу и возмущение религиозной верхушки, возглавляемой великим муфтием, и великого визиря Халила, который был мусульманином старой школы. Застав перса в момент произнесения ересей, они задержали его. Но проповедник исчез и укрылся у Мехмеда во дворце султана. Мехмед, однако, был обязан выдать своего протеже муфтию, который так яростно осудил еретика с кафедры мечети и настолько возбудил чувства толпы против него, что толпа сожгла проповедника, привязанного к столбу, причем муфтий опалил свою бороду, слишком близко подойдя, чтобы поддержать огонь. Аналогичным образом были уничтожены последователи еретика. Инцидент обнаружил со стороны Мехмеда наличие у него пристрастия к персам и к гетеродоксальным взглядам, характерного для его пытливого ума, но чреватого опасными последствиями в будущем. Плохое начало во взаимоотношениях юного наследника с религиозными и гражданскими верхами османов стало ударом по самолюбию совсем еще молодого человека, посеявшим в нем семена горькой обиды, чего он не мог простить Халилу. В Мехмеде, с детства очень замкнутом по характеру, такого рода кризисы лишь усиливали чувство отчужденности.
Преданные и исполненные уважения к своему признанному господину, Мураду, янычары с негодованием отнеслись к тому, чтобы получать теперь приказы от его неопытного, юного, но властного сына. Янычары потребовали прибавки к жалованью. Когда им в этом было отказано, они поднялись против юного наследника, устроив поджог, огонь которого распространился по Адрианополю, уничтожив кварталы в районе базара. Пожар сопровождался грабежами и резней. Главным предметом их враждебности был личный советник Мехмеда, евнух Шихабеддин-паша, который был вынужден искать убежища во дворце. В конце концов, прибавка к жалованью была разрешена.
Этот эпизод обострил конфликт между Халилом и Мехмедом, который все нарастал со времени проведенной Мурадом реорганизации системы вербовки янычар и распространения принципа набора христиан для выполнения не только одних военных, но и гражданских обязанностей. Это вело к развитию правящего института, благодаря которому христианские вероотступники, одним из которых был Шихабеддин, могли подниматься до высших государственных постов. Все чаще христиане добивались этого за счет мусульманских родов, ранее занимавших государственные посты. Члены именитых мусульманских родов, как резюмировал Халил Чандарлы, обнаруживали себя постепенно исключенными из системы власти. Вполне возможно, что не кто иной, как Халил, поощрил это восстание янычар против Шихабеддина с целью утвердить собственную власть и преподать урок юному Мехмеду. В этом заключалась суть конфликта между старым и новым, между традиционным мусульманином и ренегатом-христианином, который угрожал теперь стать силой внутреннего раскола в административном аппарате империи. Вероятно, именно это повлияло на Мурада в его решении уйти со сцены, предоставив Халилу решать проблему, в которую султан предпочел лично не вмешиваться.
Но этот его первый уход из власти длился всего лишь три месяца. Время для ухода еще не настало. Военная операция Хуньяди вызвала за границей прилив энтузиазма наряду с обещаниями поддержки христианского дела, что включало посылку морских сил для защиты свободы плавания через проливы. Резко изменилось отношение к сохранению договора с Мурадом. Император Византии, мобилизуя силы на проведение кампании в Морее, писал Владиславу, убеждая его в том, что «защитник Христианского мира» должен быть твердым. Владислав вместо ратификации договора заявил о своей решимости продолжить крестовый поход, чтобы «отбросить за моря языческую секту Мухаммеда». В этом он находился в значительной мере под влиянием кардинала Джулиано Цезарини, папского легата.
Воспользовавшись тем, что Мурад в данный момент находился в Азии и потому был не опасен и, более того, удерживался там благодаря контролю над Геллеспонтом со стороны эскадры военных кораблей христиан, Юлиан отпустил Владиславу грех нарушения «поспешной и святотатственной клятвы врагам Христа». Джулиан объяснил это тем, что никакое обещание с «неверным» нельзя считать законным. Договор, подписанный на Евангелии, был отвергнут во имя Святой Троицы, Девы Марии, Святого Этьенна и Святого Владислава, и цели крестоносцев были освящены как «следования дорогой славы и спасения». Против турок были выставлены войска, не включавшие сербский контингент. Деспот Бранкович, получив по договору все, что ему хотелось, не одобрил его отмену и претендовал на нейтралитет. Вместо сербов крестоносцы получили значительные подкрепления из Валахии, составившие почти половину их общей численности. Все были в приподнятом настроении, надеясь на победу в отсутствие султана и его армии, находившихся за рубежом.
Король Венгрии Владислав, достигнув 19 лет, выступил в поход против турок в 1444 г. Войско его, встретившись с войском султана Мурада II 10 ноября 1444 г. в битве у города Варна, потерпело жестокое поражение. Сам король погиб в бою. Портрет Марчелло Бачиарелли
Но в ноябре 1444 года Мурад внезапно появился в Варне. Подкупив жадных генуэзцев, чтобы обзавестись транспортом, воспользовавшись попутными ветрами и ускользнув от морского дозора, Мурад пересек проливы, чтобы противостоять христианам с силами, превосходящими силы последних в соотношении три к одному. В последовавшей битве первый эшелон янычар отразил главную атаку христиан и обеспечил победу с большими потерями с обеих сторон. Владислава сбили с лошади, и он принял смерть на поле боя; его голова в шлеме была поднята на копье, позади которого на другом копье несли пронзенную копию разорванного договора, что служил бы османским войскам уроком христианского вероломства Кардина. Джулиано, который инспирировал все это, спасся бегством, и его никогда больше не видели. Хуньяди исчез вместе с Владом Дракулой, вождем валахов, который отплатил ему за давнюю обиду, продержав некоторое время в Валахии в качестве узника. После битвы голова короля Владислава, помещенная для сохранности в мел, была отправлена в Бурсу, первоначальную столицу Османской империи, где ее вымыли в реке, затем вновь водрузили на копье и стали носить по улицам.
Победа позволила Мураду восстановить контроль над всей территорией вплоть до Дуная. Он почувствовал, что теперь настало время уйти. На этот раз, в конце 1444 года, он официально отказался от трона в пользу Мехмеда, который отныне должен бы править не просто как губернатор в Европе, как раньше, но со всеми правами султана. Мурад взял себе в качестве личного домена, но под юрисдикцией сына, территорию в трех районах Анатолии, вокруг Магнесии. Он поселился в окружении великолепной природы, возведя новый дворец с прекрасными садами, обращенный фасадом к широкой долине. Здесь, в обществе поэтов, мистиков, богословов и ученых, он стремился вести идеальную жизнь религиозного братства, как это делали его предки гази, заключавшуюся в изучении старинных текстов, в погружении в размышления. Бывший султан стремился положить начало изучению турецкого языка как средства выражения культуры.
К весне 1446 года он еще раз побывал в Адрианополе, по настоянию Халила, отношения которого с юным Мехмедом из плохих превратились в отвратительные, и был приветствуем народом. На улицах города народ приветствовал своего правителя, помня его отзывчивость и справедливость. Причиной повторного возвращения Мурада был политически неразумный и непрактичный план Мехмеда напасть на Константинополь в то время, когда армии османов были вовлечены в операции одновременно на границах Греции и Албании. Это опять являлось результатом конфликта между Халилом, проводившим политику мира, и группой высокопоставленных военных, стремившихся к войне, которых поддерживал воинственный молодой наследник трона. Но не смогли отвергнуть и сломить власть Халила, который пользовался поддержкой янычар, а также пойти против самого Мурада, на этот раз не собиравшегося отказываться от власти. Пришедшим был Мехмед, теперь вернувшийся в Магнесию, чтобы поразмышлять там о своих заблуждениях и умерить собственные не оправдавшиеся амбиции. Отец же его оставался на троне вплоть до кончины пять лет спустя. Вновь Мурад, менее всего желавший этого, был вынужден заниматься вопросом войны.
