Если этот человек действительно общался с покойницей, это освобождало их от подозрения. Но отец и Блэкберн…
Не желая слушать дальше, я выдернула руку, но Томас схватил ее и положил рядом со своей рукой. Его ободряющий взгляд говорил, что мы должны выдержать это вместе, и в тот момент он меня успокоил.
Наш медиум раскачивался на своем стуле, его движения становились все быстрее и резче. Дерево угрожающе потрескивало, и мой пульс бился в беспорядочном ритме. Мистер Лиз вскочил так внезапно, что его стул с грохотом упал на пол.
Ему потребовалось несколько секунд, чтобы сориентироваться, и, когда его взгляд прояснился, он уставился на меня, словно я превратилась в самого Сатану.
– Мистер Лиз, вы поделитесь с нами тем, что вас встревожило, – спросил Томас, – или вы собираетесь умолчать о том, что вам сказали духи?
Мистер Лиз дрожал и тряс головой, чтобы прогнать то, что он услышал или увидел. Когда он наконец заговорил, его тон был таким же зловещим, как его слова.
– Уезжайте из Лондона сейчас же, мисс Уодсворт. Я ошибался, я не могу вам помочь. Уходите! – закричал он так, что мы вздрогнули. И повернулся к Томасу. – Вы должны охранять ее. Она отмечена знаком смерти и должна умереть.
Томас прищурился.
– Если это какой-то фокус…
– Уезжайте! Уезжайте немедленно, пока еще не поздно. – Мистер Лиз проводил нас к двери и швырнул мне мое пальто, словно оно горело. – Джек жаждет вашей крови, мисс Уодсворт. Да поможет вам Бог.
Глава 24
Из ада
Библиотека доктора Джонатана Уодсворта, Хайгейт
16 октября 1888 г.
– Я вижу, вы устроили еще один праздник жалости к самой себе, – произнес Томас, вбегая в плохо освещенную дядину библиотеку. Подняв голову от книги, я увидела, что он одет в исключительно стильную одежду, не подходящую для вскрытия трупов. Его красиво отстроченная куртка идеально сидела на фигуре. Он поймал мой взгляд и ухмыльнулся. – Вы забыли разослать приглашения, Уодсворт. Это невежливо, вы не находите?
Я не обратила внимания на него и на его замечание, хоть и понимала, что он пытается как-то облегчить наше общение. Прошло восемь дней после нашего разговора с мистером Лизом и еще больше времени с тех пор, как я в последний раз видела отца.
Хотя я и не могла полагаться только на показания духа мистера Лиза, Томас с каждым днем отодвигался к концу списка подозреваемых лиц. Он корпел над заметками и деталями днем и ночью. Я не думала, что состояние стресса, которое он старался скрыть, было притворством.
Томас так же сильно хотел раскрыть это дело, как и я. В один особенно тревожный вечер я поделилась с ним своими страхами относительно отца. Он открыл было рот, потом закрыл его. На том все и закончилось. Его реакция меня совсем не успокоила.
Верный своему слову, отец не пытался найти меня, оставаясь равнодушным к моему местонахождению. Это было так на него не похоже – выпустить меня из поля зрения на много дней, – но он стал для меня чужим человеком, и я не могла предсказать его следующие шаги.
Мне очень не нравилось так думать, но его поведение совпадало с несколькими характерными особенностями Потрошителя: он присутствовал при каждом преступлении и отсутствовал тогда, когда Джек, казалось, исчез на три с половиной недели в сентябре.
Как мне ни хотелось узнать мнение Натаниэля, я скрывала от него эти размышления. Не было необходимости его беспокоить до тех пор, пока я не получу точных доказательств, что отец – действительно Джек.
Я листала страницы медицинского тома, в котором вычитала некоторые новые идеи из области человеческой психологии и преступлений. Несомненно, у отца возникли проблемы из-за его горя и была масса причин желать, чтобы трансплантация органов прошла успешно. Это объяснило бы пропажу органов.
Однако я не понимала, чем это могло теперь помочь маме. Потом я вспомнила его любимое лекарство: опиум мог служить убедительным объяснением этого заблуждения.
– Вы не должны тратить драгоценную энергию на такую чепуху, Уодсворт, – сказал Томас, заглянув в книгу через мое плечо. – Несомненно, вы способны выдвигать свои собственные гипотезы. Вы ведь ученый, не так ли? Или вы предоставляете мне самому возможность делать блестящие открытия?
Томас улыбнулся, увидев, как я закатила глаза, раздул грудную клетку и встал, гордо поставив на стул одну ногу, словно позировал для портрета.
– Я вас не виню, я очень привлекателен. Высокий черноволосый герой ваших снов, который придет и спасет вас при помощи своего колоссального интеллекта. Вам следовало бы немедленно принять мое предложение руки.
– Вы больше похожи на слишком самоуверенное чудовище, являющееся мне в ночных кошмарах. – Я криво усмехнулась ему, когда он сморщил нос. Он очень красив, но ему незачем знать, что я так думаю. – Разве у вас нет органа, который надо взвесить, людей, которых вы хотите раздражать, или записей, которые надо сделать для дяди Джонатана? Или, возможно, у вас есть другой пациент, на котором можно ставить эксперименты.
Улыбка Томаса стала еще шире, и он уселся на продавленный бархатный диван. Свежий труп, на этот раз не имеющий отношения к убийствам в Уайтчепеле, лежал на лабораторном столе внизу в ожидании осмотра. Первый же взгляд подсказал, что он расстался с жизнью из-за суровой английской погоды, а не погиб от рук обезумевшего убийцы. Зима несколько раз неожиданно являлась раньше официальной даты своего начала.
– Доктора Уодсворта вызвали по более неотложному делу. Мы здесь остались вдвоем, и мне уже до смерти надоела ваша хандра. Мы могли бы с максимальной пользой использовать отведенное нам время. Но нет, – он театрально вздохнул. – Вы внимательно читаете всякую чушь.
Я поудобнее уселась в своем гигантском кресле для чтения и перевернула следующую страницу.
– Изучение психологических состояний человека и того, какое они могут иметь отношение к глубинным психотическим процессам, едва ли можно назвать хандрой. Почему вы не используете ваш колоссальный интеллект и не почитаете вместе со мной некоторые из этих исследований?
– Почему вы не говорите со мной о том, что вас действительно беспокоит? Какую эмоциональную проблему вам нужно решить? – Он похлопал ладонью по колену. – Сядьте сюда, и я нежно буду качать вас, пока вы, или я, или мы оба не уснем.
Я швырнула книгу на пол у его ног, но тут же пожалела об этом. Я собиралась сказать Томасу, что отнюдь не сражаюсь ни с какой эмоциональной проблемой, но этим поступком доказала ему обратное. Когда-нибудь я научусь гасить свои проклятые порывы.
Я вздохнула.
– Я не могу отделаться от мысли, что мой отец – это тот человек, который бродит по ночам в трущобах.
– А в чем именно моральная проблема? – спросил Томас. – Следует ли вам сдать дорогого старика-отца властям?
– Разумеется, это моральная проблема! – воскликнула я, пораженная тем, каким тупоголовым он бывает, когда речь идет об основных человеческих понятиях. – Как можно выступить против собственной крови? Как я могу отправить его на смерть? Вы ведь понимаете, что именно это произойдет, если я донесу властям.
