– Фортинбрас тоже людей инстинктивно чувствует, – сказала миссис Мёрри. – Жаль, что мы, люди, этот инстинкт утратили.
Мег хотелось сказать: «Луиза Большая тоже чувствует», но тогда мама или доктор непременно спросили бы, на чем основано это утверждение. Вот если бы это сказали близнецы, никто бы не удивился.
Чарльз Уоллес пристально смотрел на доктора Колубру. Она прихлебывала какао, усевшись в красное кожаное кресло с ногами, как девчонка. На самом деле она выглядела очень маленькой, заметно меньше Мег. Чарльз сказал:
– Мы Луизу принимаем всерьез, доктор Луиза. Очень даже всерьез.
Доктор Луиза кивнула. И сказала высоким, тоненьким голоском:
– Это я и имела в виду.
Кальвин допил свое какао:
– Большое спасибо. Мне, пожалуй, пора домой. Увидимся завтра в школе, Мег! Еще раз большое спасибо, миссис Мёрри, и вам, доктор Колубра. Спокойной ночи!
Когда он ушел, миссис Мёрри сказала:
– Ну все, Чарльз. Близнецы и те уже час как улеглись. Мег, тебе тоже пора спать. Чарльз, я к тебе зайду через несколько минут.
Выходя из лаборатории, Мег увидела, как мама снова обернулась к своему электронному микроскопу.
Мег медленно раздевалась, стоя у окна мансарды и размышляя о том, точно ли разговоры доктора Луизы о змеях были обычной болтовней за чашкой какао. Или это просто странные события сегодняшнего вечера заставляют ее искать в пустой болтовне какой-то скрытый смысл? Мег выключила свет и посмотрела в окно. Из окна мансарды был виден и огород, и яблоневый сад за ним, но листва с деревьев еще не облетела, так что северного выгона Мег было не разглядеть.
Неужели там, у их звездного валуна, действительно ждет херувим, свернувшийся в большой оперенный шар и зажмуривший все свои глаза?
Неужели это все наяву?
Что есть сон? Что есть явь?
Глава четвертая
Прогиноскес
Мег проснулась еще до рассвета, внезапно и полностью, как будто что-то вырвало ее из сна. Девочка прислушалась: ничего не слыхать, кроме обычных звуков спящего дома. Мег включила свет и посмотрела на часы: будильник она ставила на шесть, как обычно. На часах было пять. Еще целый час – можно спокойно свернуться клубочком под одеялом, понежиться в тепле и уюте, подремать…
И тут она все вспомнила.
Мег попыталась убедить себя, что это был всего лишь сон, хотя вспоминала она его совсем не так, как вспоминают сны. Нет-нет, наверняка это был сон, ну конечно же просто сон…
Единственным способом доказать себе, что это просто сон – если не будить Чарльза Уоллеса и не спрашивать у него, – было одеться, пойти к звездному валуну и убедиться, что никакого херувима там нет. Ну а если каким-то чудом окажется, что это все-таки был не сон, – она же все равно обещала херувиму прийти к нему перед завтраком.
Если бы не тот ужасный момент, когда мистер Дженкинс с визгом унесся в небо, Мег, конечно, хотела бы, чтобы это был не сон. Ей отчаянно хотелось, чтобы Мевурах оказался настоящим. Чтобы он взял все на себя. Но признать нереальность мистера Дженкинса, который до сих пор всегда был так неприятно предсказуем, ей было куда труднее, чем признать нереальность Учителя или даже херувима, который выглядит как полчище драконов.
Девочка торопливо оделась, натянула клетчатую юбку и чистую блузку. Спустилась на цыпочках вниз так же осторожно и бесшумно, как накануне вечером, прошла через кухню в кладовку, надела самую теплую куртку и разноцветный вязаный шотландский берет с помпоном – один из нечастых маминых успехов в области рукоделия.
На этот раз никакого ветра не было, никакие двери не хлопали. Мег включила фонарик, чтобы видеть дорогу. Был тихий, холодный предрассветный час. Трава серебрилась от росы и легкого инея. Над лужайкой стелилась дымка. Далекие горы скрывались за пеленой тумана, хотя небо было ясное и над головой виднелись звезды. Девочка пробежала огородом, опасливо озираясь по сторонам. Но никакого мистера Дженкинса не было. Ну конечно, откуда тут взяться мистеру Дженкинсу! Дойдя до каменной стены, Мег пригляделась, высматривая Луизу, – но большой змеи и след простыл. Мег прошла через сад, снова перелезла через стену – Луизы по-прежнему не было, ну конечно, для змеи сейчас слишком рано и слишком холодно – и побежала через северный выгон, мимо двух ледниковых валунов, к плоскому валуну, с которого они смотрели на звезды.
У валуна никого не было. Лишь туман, чуть заметно струящийся от легкого ветерка.
Значит, все это был просто сон…
И тут туман как будто бы сгустился, сквозь него проступили шевелящиеся крылья, глаза, мигающие и моргающие, сполохи пламени, струйки дыма…
– Так ты настоящий! – сказала она вслух. – Все-таки ты мне не приснился!
Прогиноскес изящно потянулся огромным крылом к небу, потом сложил его:
– Мне говорили, что людям редко снятся херувимы. Спасибо, что пришла вовремя. Херувимы по природе своей не любят, когда кто-то опаздывает.
Мег вздохнула – устало, и испуганно, и, как ни странно, с облегчением.
– Ладно, Прого, теперь я верю, что ты не плод моего воображения. Ну и что же мы будем делать? У меня почти целый час до завтрака.
– Ты голодна?
– Нет, мне сейчас от волнения кусок в горло не полезет, но если я не вернусь вовремя и скажу, что задержалась поговорить с херувимом, меня могут неправильно понять. И вообще, моя мама тоже не любит, когда кто-то опаздывает.
– Ну, за час можно достичь многого! – заметил Прогиноскес. – Нам нужно выяснить, в чем состоит наше первое испытание.
– А ты что, не знаешь?
– Почему я должен это знать?
– Ну ты же херувим!
– Даже у херувимов есть свои пределы возможностей. Если кому назначено пережить три испытания, никто не знает заранее, в чем они состоят. Даже Учитель и тот может не знать.
– Но что же нам тогда делать? Как узнать-то?
Прогиноскес принялся задумчиво помахивать несколькими крыльями сразу. В жаркий день это, наверное, было бы очень приятно, но сейчас, в холодное утро, Мег подняла воротник куртки. Херувим ничего не заметил – он все так же помахивал и размышлял. А потом она почувствовала, как к ней в голову медленно, на ощупь пробираются его слова:
– Если тебе предстоит работать вместе со мной, наверное, ты тоже что-то вроде Именователя, пусть даже и очень примитивного.
– Кого-кого?
– Именователя. Вот, например, последний раз, как я был при Учителе, – «в школе», как ты это называешь, – моим заданием было выучить наизусть имена звезд.
– Каких звезд?
– Всех.
– Ты имеешь в виду – всех-всех, во всех галактиках?
– Ну да. Если он призовет одну из них, кто-то же должен знать, которая имеется в виду. А кроме того, им это нравится: не так уж много тех, кто знает их всех по имени, а если твоего имени никто не знает, тебе обычно ужасно одиноко.
