будьте!
Будьте, кузнечик и комета,
будьте, пеликан и планета,
будьте, морская соль и Солнечная система,
пойте с нами,
пляшите с нами,
возрадуйтесь с нами
во славу Творения;
соловьи и серафимы,
светлячки и сонмы ангелов,
хризантема и херувим,
(о херувим!)
будьте!
Воспойте хвалу
живущим и любящим,
пламени Творения,
Пойте с нами,
пляшите с нами,
будьте с нами,
будьте!
То были не только ее слова.
То были слова Сенекса,
Углубляющегося Спороса,
всех поющих фарров,
смех зеленеющих фарандол,
самой Иады,
всех митохондрий,
всех носителей-людей,
Земли,
Солнца,
танец звезды, чье рождение она видела,
галактик,
херувимов и серафимов,
ветра и пламени,
слово Славы.
Эхтры! Вам дано Имя! Мои руки обнимают вас. Вы более не ничто! Вы есть! Вы наполнены! Вы – это я!
Вы –
Мег!
– Мег!
И она обнаружила, что обнимает Чарльза Уоллеса.
– А где…
(«Где» не имеет значения…)
Здесь.
Здесь, в знакомой комнате Чарльза Уоллеса. Мег. Кальвин. Мистер Дженкинс. Один мистер Дженкинс. Настоящий.
И папа и мама Мёрри. И доктор Луиза с болтающимся на шее стетоскопом, растрепанная, измученная, счастливая…
И близнецы: у Денниса на щеке здоровенное пятно земли с огорода, оба мальчика чумазые и усталые после работы.
И Чарльз Уоллес! Чарльз Уоллес сидел у себя в кровати и дышал, дышал легко, нормально. Фортинбрас больше не сторожил дверь, которая теперь была приветливо распахнута настежь. Кислородная подушка валялась в углу – она была больше не нужна.
– Чарльз! Чарльз Уоллес! – Мег крепко обняла братишку, сглотнув непрошеные слезы. – Ты в порядке? Правда в порядке?
– Ему уже намного лучше, – сказала доктор Луиза. – Мы очень мало знаем о митохондрите, но…
Ее тонкий птичий голосок умолк, и она вопросительно посмотрела на Мег.
И папа тоже.
– Что бы ни произошло – где бы вы ни были, – Чарльз Уоллес в бреду все твердил о митохондриях и фарандолах и еще какое-то слово, похожее на «эхтры»…
– И о вас, – добавила мама.
– Мы были в одной из митохондрий Чарльза Уоллеса, – напрямик объяснила Мег.
Мистер Мёрри поправил очки тем самым жестом, что и дочка.
– Вот и он так говорил. – Он взглянул на своего младшего сына. – Я не в том настроении, чтобы сомневаться.
Миссис Мёрри сказала:
– В тот самый момент, когда мы подумали… подумали, что все кончено… Чарльз Уоллес вдруг выдохнул: «Эхтры исчезли!» – и сразу задышал свободнее.
– Я только одно могу сказать, – заметил Деннис, – когда Чарльз Уоллес вернется в школу, лучше ему не говорить того, что он тут нес в бреду.
– Я лично ни слова не понял, – добавил Сэнди, – а я не люблю того, чего не понимаю.
– И если бы мама с папой не переживали так из-за Чарльза Уоллеса, – добавил Деннис, зыркнув на Мег, – то тебе бы непременно влетело за то, что ты после школы не вернулась сразу домой!
– Где тебя вообще носило? – осведомился Сэнди.
– Ты что, думаешь, мы так и поверим во всю эту ерунду насчет того, что ты была внутри Чарльза Уоллеса?
– Можешь ты хоть раз в жизни рассказать все как есть?
– Мы, в конце концов, тоже переживали!
– А тут еще ты!
Они посмотрели на Мег, потом развернулись и посмотрели на мистера Дженкинса.
Мистер Дженкинс сказал:
– Мег говорит правду. И я тоже был с ней.
Близнецы ошеломленно притихли.
Наконец Деннис пожал плечами и сказал:
– Ну, может быть, когда-нибудь нам и расскажут всю правду.
– Главное, что Чарльз в порядке…
– Ну да, это главное. Все хорошо, что хорошо кончается, и так далее.
– Даже если нас все водят за нос, как обычно.
Они обернулись к доктору Луизе.
– Но с Чарльзом-то правда все в порядке?
– Чарльз точно здоров?
– На мой взгляд, через пару дней он должен полностью поправиться, – ответила им доктор Луиза.
Мег обратилась к мистеру Дженкинсу:
– Ну ладно, но как же насчет школы-то? Неужели там и дальше все будет так ужасно, как раньше?
– Не думаю, – ответил мистер Дженкинс самым ядовитым тоном.
– Но что же вы собираетесь делать, мистер Дженкинс? Можете ли вы что-то изменить?
– Не знаю. Я не могу просто взять и обеспечить Чарльзу Уоллесу безопасность. Ему придется научиться приспосабливаться самому. Однако теперь ситуация меня уже не так страшит. После всех этих наших… э-э… похождений мне будет куда легче входить в это старое красное школьное здание. Пожалуй, теперь обновление начальной школы станет для меня приятным развлечением, и в данный момент эта задача представляется мне вполне выполнимой.
Близнецы снова были ошарашены. Сэнди даже как-то сник.
– А что, есть совсем никому не хочется? – спросил он.
– А то мы тут так переживали из-за Чарльза, что совсем ничего не ели уже целых…
– А я бы жареной индейки поел, – сказал Чарльз Уоллес.
Миссис Мёрри посмотрела на него, и ее лицо, до сих пор напряженное, немного оттаяло.
– С индейкой, боюсь, ничего не выйдет, но несколько стейков разморозить могу.
– А можно, я спущусь вниз, когда обед будет готов?
Доктор Луиза смерила его своим пронзительным профессиональным взглядом:
– Что ж, почему бы и нет? Мег, вы с Кальвином можете пока посидеть с ним. А остальным предлагаю спуститься на кухню и заняться делом. Идемте, мистер Дженкинс, будете помогать мне накрывать на стол.
Когда трое ребят остались одни, Чарльз Уоллес посмотрел на Кальвина:
– А ты и рта не раскрыл?
– Незачем было.
Кальвин сел на кровать в ногах у Чарльза. Он выглядел таким же измотанным, как доктор Луиза, и таким же счастливым. Он ненавязчиво накрыл рукой ладонь Мег.
