— Программой «Дети R» было охвачено примерно десять миллионов женщин на всех континентах, — сказал Феликс. — С учетом того, что некоторые из них носили не один, а несколько аппаратов, на свет появилось восемнадцать миллионов триста пять младенцев…
«Они что, решили показать нам «Страх»?» — удивилась я. Ничего не имею против, люблю этот фильм. Хорошие актеры, замечательная музыка, режиссер Хэррингтон опять-таки. А как он сыграл отца Александра! Особенно в сцене распятия!
Да и Ричард Мэдден в роли Алекса Кмоторовича тоже дивно хорош. И Погудский… Я уж молчу об Эрике Эриксоне, сыгравшем Макса, — по нему вообще каждая первая умирала, даже среди наших, даром что он «снежок»…
Но тут вместо сцены, где Феликс одевается, чтобы отправиться на день рождения учителя (между прочим, у Погудского хорошая фигура, и я бы с удовольствием еще раз это посмотрела), на экране появилась толпа искалеченных женщин и хмурых, оборванных мужчин.
— Вот он! — орали они. — Сын дьявола!
Луч света осветил лежащего на грязном столе распеленатого младенца. Ребеночек был довольно симпатичный — крепкий такой мальчуган месяцев шести. Несмотря на царящий вокруг ужас, малыш казался спокойным, как удавы поутру.
— Все они антихристы! — кричала противным каркающим голосом безрукая женщина (вместо одной руки у нее был примитивный киберпротез, известный как «рука пупса», — жуткий и ни на что не годный анахронизм). — Дьявол готовил себе армию из наших детей, а мы жертвовали ему свою плоть! Мы вкладывали силы в то, чтобы создать этих «суперлюдей». Нам следует остановить их, уничтожить! Дьогу, чего же ты медлишь?
Из толпы вышел огромный лысый мужик с совершенно безумным лицом, покрытым гноящимися, незаживающими ранами. В лапах мужчина держал длинный шест, на концах которого потрескивали искры. Я видела такие у нас в национальном парке — ими можно усмирить слона в период гона.
— Прими благословение Вышнего, — пророкотал жуткий мужик. — Благословляю ноги твои, да не ступят они на стезю зла!
С этими словами человек ткнул шестом в крохотную ножку ребенка. Разряд электричества на мгновение осветил весь зал, и я увидела ряды сидящих подростков, буквально вперившихся в происходящее действо. Ребенок истошно заорал, но его крик быстро перешел в ультразвук (тем не менее мне было неприятно, словно я могла его слышать). Тельце выгнулось.
Страшный мужчина навис над младенцем, как гора. Не обращая внимания на истошные крики, он ткнул своей палкой в другую ножку…
Я не могла на это смотреть и отвернулась, заметив, что так же поступили многие девочки и даже юноши.
— Благословляю руки твои, — рычал мужик, пока ребенок корчился от боли, — да не сотворят они зла…
Тут стало темно, и страшная картина исчезла. Я вздохнула с облегчением. Как такое можно снимать?
— Множество младенцев стали жертвами таких вот безумцев, — вновь заговорил Погудский. — Кто-то мстил за свои потерянные конечности, для кого-то дети R явились источником примитивных страхов перед новым и совершенным. Подобный страх часто возникал в истории человечества, губя жизни и раньше, — его жертвами были Коперник и Бруно, Бертольд Шварц и Алан Тьюринг и многие-многие другие, но впервые этот страх стал причиной настоящего избиения младенцев, еще ничего дурного в своей жизни не совершивших…
На сцене возникла картина не то тюрьмы, не то казармы. Неудобные кровати, покрытые серыми шерстяными одеялами, колючими даже на вид. На кроватях сидели угрюмые дети, одетые буквально в лохмотья, изможденные, как узники концлагеря…
— От детей R массово отказывались родители, — говорил ведущий, — их не желали усыновлять, от них старались избавиться. Для содержания этих детей создали специальные приюты со скудным финансированием — настоящие концлагеря, где смертность была высокой, как в средневековых чумных бараках.
А некоторых малышей просто выбрасывали на улицу, словно непотребный хлам. Но даже в тех семьях, где детей R не третировали явно, к ним все равно относились как к чему-то чуждому. Отцы винили детей в том, что их рождение искалечило матерей (хотя мужчины сами понуждали своих жен к участию в Программе), матери — за свои увечья (хотя они добровольно на это шли).
Дети R были везде и для всех чужими. И, несмотря на колоссальные жизненные силы, до совершеннолетия дожило не более десяти процентов из них.
Но на этом проблемы не закончились.
* * *
Сцены сменяли одна другую — нам показали детей, подростков, запертых в лабораториях, где над ними проводили нескончаемые опыты, детей, подвергающихся изощренным методам изгнания злых духов (в том числе одну африканскую девочку, жившую, как выяснилось, немного южнее меня, в Претории), подростков, убитых взрослыми, напуганными проявлением сверхсил, — например, юношу, сожженного в заброшенной хижине, где он скрывался от земляков после того, как помог им, остановив селевой поток, грозивший смыть крохотный городишко в Мьянме…
Удивительно, какими жестокими бывают люди от страха и как часто этот страх является беспричинным…
Затем все исчезло и над сценой появилась одинокая человеческая фигура, от которой, казалось, исходило сияние. Высокий лоб с залысинами, крючковатый нос, резкие черты лица. Этот человек действительно был похож на Джека Глисона, сыгравшего его в «Страхе». Кто-то (и очень многие) считал его дьяволом, кто-то — непонятым гением.
Профессор Лев Ройзельман. Великий ученый, вошедший в историю как «всемирный убийца».
Профессор, казненный пятнадцать лет тому назад, в сорок третьем, обвел взглядом притихших подростков и заговорил:
— Вас было восемнадцать миллионов. Я не мог заниматься каждым, но участвовал в Программе по мере сил. Я мечтал сделать человека лучше. Мечтал сделать людей богами. И теперь я говорю: вы — боги. Все, кто слушает меня сейчас.
Ройзельман исчез, и на его месте появился импозантный мужчина лет пятидесяти, одетый неброско, но элегантно. На глазах у него были темно-красные, как остывающий расплавленный металл, контактные линзы. Мужчина не являлся голограммой.
— Некоторые из детей R особенные, — сказал он. — Над их геномом работал сам Ройзельман, и он знал, что и как совершенствовать. Он мечтал сделать человека богом, и каждый из тех, с кем он работал, — бог. Каждый из тех, кто смог выжить. Нам известно о семи-восьми тысячах таких эмбрионов, но все то, что происходило с детьми R, в полной мере коснулось и их. До сегодняшнего дня дожили четыреста пять человек, и их продолжали убивать даже тогда, когда мы уже начали операцию по вашему спасению.
Человек вышел за пределы круга света, а затем на сцене появилась новая картина. Я увидела Нтомби, разговаривающую с девочкой в легком платьице, которая то и дело оглядывалась по сторонам, и не напрасно — неожиданно на заднем фоне появилась машина на глиссадной подошве. Нтомби едва успела оттеснить девочку за спину, когда в открытом кузове появились двое и открыли огонь. Припав на колено, Нтомби выхватила небольшой пистолетик, оказавшийся лучеметом, и открыла ответную стрельбу, невзирая на рану — по левому рукаву белой блузки расплывалось темное пятно, рукав был порван — возможно, пуля пошла по касательной. Нтомби несколькими выстрелами уложила обоих стрелков. Машина скрылась, и куратор обернулась к девочке…
