Соблюдение правила предполагает его понимание
«Если молодежь не соблюдает правил, значит, она не понимает их». Так говорил Пьер-Бернар Вельж, создатель ассоциации «Сыщики и хулиганы», который научил меня этому. Я говорю «научил», потому что для меня, как юриста, это послужило уроком: правило имеет смысл не оттого, что оно существует и тем более не оттого, что оно воспринимается всеми одинаково.
Понимание делает нас способными к действию: вместо того, чтобы изо всех сил стараться слепо соблюдать правило, мы даем себе возможность понять, воспринимается ли всеми одинаково его смысл, выражаемая им ценность. До тех пор, пока мы не обращаем внимания на то, что правило – это попытка выразить или проиллюстрировать некую ценность нашей повседневной жизни, велик риск, что мы будем воспринимать его как досадное принуждение.
Во время одной из экспедиций, организованных нами в пустыне Сахара с проблемными молодыми людьми, наступил момент, когда в их отношениях появились напряженность и агрессивность. До нас дошли слухи, что у кого-то были украдены личные вещи, кто-то жаловался, что выполняет всю работу, в то время как другие отдыхают, но мы дали молодым людям некоторое время «повариться» в этой напряженной атмосфере. Вечером, после ужина, собравшись у костра, мы предложили всем по очереди высказать свое мнение по этому поводу, соблюдая ритуал эстафетной палочки, когда каждый имел право высказаться и быть внимательно выслушанным без того, чтобы его перебивали. Вот краткое изложение разговора между тремя молодыми людьми и начавшими его организаторами.
– Ты, Тьерри, хочешь что-то сказать?
– Да, кто-то стащил мои вещи. Идиоты, я им морду набью!
– Ты злишься, потому что нуждаешься в уважении к своим вещам и к себе самому?
– Да, я хочу, чтобы меня уважали и чтобы все было по-честному.
– Жанин, хочешь ли ты что-то сказать?
– Да, мне все осточертело. Только мы вдвоем или втроем помогаем разгружать машины и ставить палатки! Другим на это наплевать, они только слоняются без конца!
– Ты возмущена потому, что нуждаешься во взаимопомощи и справедливом распределении задач?
– Да, было бы намного приятнее, если бы мы помогали друг другу. У нас оставалось бы больше времени, чтобы потом разобрать вещи.
– А ты, Жан-Люк, не хочешь ли что-нибудь сказать?
– Да, мне надоело, что все шепчутся у меня за спиной. Карина и Анжела без конца несут всякую чушь обо мне, а все это неправда.
– Ты рассержен и разочарован, Жан-Люк. Ты хотел бы, чтобы они открыто поговорили с тобой, если им есть что сказать?
– Да, открыто, а не за спиной. И чтобы они не придумывали обо мне всякие небылицы.
И так, одного за другим, мы выслушали всех; не осуждая выслушали то, что отражало их чувства и потребности. Тогда обнажились все сформулированные ими самими ценности, обеспечивающие благополучие жизни в обществе: уважение, честность, взаимопомощь, равенство, открытость, правда и т. д.
На большинство этих молодых людей были заведены толстые полицейские досье, так как они совершили серьезные преступления. Некоторых из них кураторы доверили нам, только взяв с нас расписку, поскольку они считались неисправимыми рецидивистами. Но в изоляции, в бесплодной пустыне, вдали от привычного принуждения и бунтарства, они делились с нами своими прекрасными намерениями. Они давали нам понять, что в душе бережно хранят эти самые ценности – даже если создавалось впечатление, что они попирают их в обществе, где не находят себе места. Вдруг эти ценности обрели очевидный смысл: подростки сами могли заметить, что без них – только склоки и страдания.
Представьте, если бы мы играли в тюремных надзирателей и сказали им: «Нужно уважать друг друга, нужно помогать друг другу, если вы не будете этого делать, вы будете наказаны или отосланы обратно на первом попавшемся верблюде…» Они посмеялись бы над нами, презрительно или недовольно пожав плечами. Что еще хуже, мы бы укрепили в них веру, что они не такие, как все, что они не могут влиться в общество, что они одиночки, что их не существует. Весьма вероятно, они стали бы вести себя еще хуже просто оттого, что драка или склока, так же, как недоверие и неприспособленность к жизни в обществе хотя бы создают ощущение, что ты существуешь. Быть неприспособленным – это все-таки быть.
В тот вечер и в течение всего путешествия у них была масса возможностей существовать в атмосфере благополучия, взаимного уважения, доверия.
Эта история позволяет заметить следующее: если мы с колыбели росли в атмосфере напряженности и эмоционального дискомфорта, если с детства мы верили, что агрессия против другого – единственный способ занять свое место, если только мы вообще не отреклись от мысли занять его, в нас укореняется некое неприятие благополучия. Благополучие может показаться не таким волнующим, как трудности, и не таким безопасным, поскольку оно для нас – неизвестное. Тогда не исключено, что мы будем бессознательно воссоздавать знакомые нам обстоятельства, чтобы снова найти известное и волнующее.
Я был знаком с одним исключительно вежливым и любезным бизнесменом, который в детстве страдал от крайне авторитарного поведения отца. Отец заставлял его проходить отвратительные испытания на выносливость, чтобы, так сказать, выработать у него привычку не страдать. Теперь, когда сын стал взрослым, его тревожили собственные реакции по отношению к власти. Он осознал, что сам создавал себе проблемы с властью, чтобы схватиться с ней!
Он постоянно оспаривал все принудительные законодательные или административные меры, с которыми сталкивался в своей работе, тратя сумасшедшую энергию на то, чтобы противоречить чиновникам и начальникам служб, которые просто просили его подчиняться административному порядку. Он осознал это, когда его отвели в полицейский участок за оскорбление дорожного регулировщика, который просто контролировал движение.
Обдумывая свои потребности, бизнесмен понял, что в подобные моменты ощущал, что действительно существует – с той силой и уверенностью, которых ему обычно не хватало.
Тогда мы вместе проанализировали его приступы злобы и бунта, связанные с поведением отца. Потом, когда бизнесмен был к этому готов, мы исследовали потребности, которые могли мотивировать его отца вести себя так, как он это делал, с целью лучше понять его. Наконец, мы выявили следующие потребности: «Сегодня я хочу жить активно, но без возмущения и агрессии. Я нуждаюсь в том, чтобы относиться к себе со всем вниманием и уважением, которых не получил от отца».
Неважно, кто мы – бизнесмены, уличные мальчишки или творческие люди, все мы нуждаемся в смысле и жизненной силе. Если мы не попытаемся понять себя, понять механику насилия и осознать, что нами движет, велик риск, что мы, желая защититься, еще долго будем натягивать колючую проволоку или опускать железный занавес.
«Поспеши! У нас нет времени!»
Подзаголовок «Пастух или колючая проволока» пришел мне в голову два года тому назад, когда я ехал по Франции. Я проезжал местность, с которой познакомился двадцать пять лет тому назад. Тогда она была такой отдаленной и нетронутой, что для многих олицетворяла мечту о возвращении к природе. В те годы я был подростком, очарованным ремеслом живших там пастухов, мне нравилось, что они были похожи на поэтов. С непоколебимым простодушием они свободно пасли стада на косогорах и вспаханных склонах. При этом их радостные окрики и знаки ободрения свидетельствовали о том, что пастух понимал каждую овцу из своего стада и, главное, он понимал тишину и время. Пастух тщательно вымерял свой шаг и выбирал маршрут в зависимости от самочувствия стада.
