– Ты снова пьян! – в ярости вскричала я. Но поскольку изгнание Макгоуана придало мне мужества и теперь мне требовалось сотрудничество Патрика, я подавила в себе гнев и презрение и сделала еще одну попытку воззвать к его разуму. – Мы должны соблюдать внешние приличия, – резонно напомнила я, используя выражение, которое он нередко обращал ко мне. – Если мы поставим на этом крест сейчас, то все наши прошлые усилия были потрачены впустую. Обещай мне, что сделаешь еще одну попытку – ради детей.
– Я обещаю тебе что угодно, – буркнул он, – только оставь меня в покое.
К счастью, настроение в доме улучшилось после возвращения детей, но долгие запои оставили свой отпечаток на его внешности. Патрик выглядел старше своих лет, его покрытое пятнами лицо бороздили морщины. С исчезновением Макгоуана он потерял интерес к саду, а в отсутствие физических занятий набрал вес, и если прежде был замечательно сложен, то теперь обрюзг, появились первые признаки увядания. Он все еще сохранял самоуверенность, которую придал ему Макгоуан, но без цели в жизни Патрик, казалось, все глубже погружался в апатию, а без детей становился мрачным и враждебным. Когда они вернулись, он попытался быть таким, как прежде, и я, видя это, с облегчением думала, что, возможно, позор и унижение развода обойдут их.
Родился ребенок.
Я плохо перенесла роды, которые, в отличие от предыдущих, были затяжными и трудными, а крови я потеряла так много, что несколько часов оставалась без сознания. Никто долго не решался говорить мне об опухолях, а когда доктор Кагилл гораздо позднее и рассказал, он тут же принялся заверять меня, что они не раковые, и я так ничего и не поняла. Никто не ждал, что я выживу. Доктору Кагиллу пришлось воспользоваться скальпелем. Не будь он молодым прогрессивным врачом, не учись в Лондоне, а потом в Дублине, то я бы наверняка не выжила. Несмотря на все его современные знания, я получила какую-то инфекцию и в течение нескольких дней чувствовала только жар и боль. Но наконец как-то утром мне стало лучше, и я вспомнила, что когда-то давно родила ребенка.
– Маленькую девочку, – подтвердила Маделин, которая все это время преданно ухаживала за мной. – Очень хорошенькую. Темноволосую, как ты, и ничуть не похожую на Патрика.
Я спросила, выживет ли она, и не поверила своим ушам, когда Маделин сказала: да, выживет.
– Ты говоришь это, чтобы пощадить меня, – предположила я, но, когда мне показали ребенка, я увидела здоровый, розовый цвет кожи. – Какое счастье, – только и пробормотала я, опускаясь на подушку. – Мне всегда везет. – Но больше я ничего не могла сказать, потому что была слишком слаба.
Несколько недель спустя Маделин сообщила, что я теперь не смогу иметь детей. Она объяснила это на медицинском языке, но я никогда толком не разбиралась в женской анатомии, так что только кивала и старалась делать заинтересованное лицо. Поначалу ничуть не расстроилась, потому что не имела ни малейших намерений рожать еще одного ребенка от Патрика, но спустя время факт моего бесплодия тяжелым грузом лег на мое сознание и не раз вызывал у меня слезы, когда я оставалась одна в своей комнате. Я твердила себе, что не имею права жаловаться, родив четырех прекрасных детей, но все же мысль о том, что я перестала быть полноценной женщиной, иногда терзала меня, и на сердце свинцовым грузом ложилась великая печаль.
Чтобы поднять себе настроение, я думала о Драммонде. Но меня ожидало долгое выздоровление, и я понятия не имела, когда снова увижу его.
Ребенка крестили на Рождество, когда я уже могла ходить. Патрик, естественно, возражал против имени Камилла, а я, разумеется, противилась имени Луиза, и за час до прибытия священника ситуация сложилась безвыходная.
– Попробуйте что-нибудь простое, – предложила Маделин, взяв на себя роль миротворца, которую прежде исполняла Маргарет. – Может быть, Джейн или Джоан.
– Только не Джоан, – сказали мы одновременно с Патриком в редком согласии, и девочку назвали Джейн, к большому разочарованию других детей, которые сочли имя слишком уж простецким.
– Гвиневра было бы здорово, – сказал Нед, который читал про короля Артура.
– Георгина, – предложил Джон, любивший цветы.
– Виктория – в честь нашей дорогой королевы, – добавила развитая не по годам Элеонора, бросив косой взгляд на отца, и тот со смехом сказал, что он в жизни не встречал девочки умнее ее.
Будет ли она умнее своей сестры? Бедная малютка, думала я каждый раз, целуя младенца. А потом целовала еще раз, чтобы она знала, что ее любят.
Бедная маленькая Джейн.
На крещение приехали Томас и Дэвид. Рождество они провели в Кашельмаре. Братья не делали тайны из того, что рады отсутствию Макгоуана, а в каменном доме старика Макгоуана живет новый управляющий. Томас добавил, он рад, что Патрик бросил пить.
Но пить Патрик не бросил. Он лишь научился лучше скрывать свое пристрастие, а счета от поставщиков алкоголя только росли и составляли теперь чуть ли не самую крупную статью расходов в домашнем хозяйстве.
Один раз на Рождество я получила известие от Эдит. Она снимала дом в Эдинбурге, и Макгоуан жил с ней. У него были проблемы с рукой – рана никак не заживала. Но врачи в Эдинбурге прекрасные, так что он получает лучшее лечение. Старик Макгоуан тоже жил в Эдинбурге, но не с ними. Хью возражал против этого, хотя и снял помещение для отца в полумиле от их дома.
Я предполагала, что Макгоуан будет искать новое место, когда выздоровеет. Или просто продолжит жить на доходы богатой жены. Я собиралась спросить Патрика, не хочет ли он съездить в Эдинбург, но в разговорах с мужем мне приходилось быть осторожной, и в конце концов я решила не упоминать имени Макгоуана.
Прошел январь. Теперь после всех моих испытаний я окрепла и снова спрашивала себя, как мне увидеть Драммонда. Думала, что могу съездить в Клонарин и зайти в амбулаторию. Тогда он узнает, что я окончательно выздоровела. Меня ничуть не смущала мысль о встрече с его женой. Эйлин никогда не ассоциировалась у меня с Драммондом, а теперь я и вовсе выкинула из головы то, что он женат и имеет детей. К тому же я не планировала никакого грубого непотребства. Просто знала, что смогу остановиться в шаге от этого, чтобы он не стал меня презирать, а вреда в том, что буду встречаться с ним по нескольку минут время от времени, я не видела.
«А когда вы встанете на ноги, я вас найду», – обещал Драммонд.
Но Макгоуан опередил его. Он появился из Леттертурка с большим войсковым подразделением и всей полицией графства Голуэй. Прежде чем солнце село в долине тем вечером, ферму Драммонда сожгли дотла, а самого Драммонда бросили в тюрьму графства.
2
Эйлин Драммонд уехала с детьми в Дублин, где все еще жили ее родители. Маделин ссудила ей денег. Я тоже хотела помочь, но не осмелилась.
– Как хорошо вернуться! – воскликнул Макгоуан, садясь на стул во главе стола. – Фланниган, принесите бутылку шампанского.
На следующий день Фланниган уведомил о том, что уходит.
