Три раза, пока я спал, у меня чуть не украли мои деньги. Не знаю ни одного другого места, как Нью-Йорк, где бы так процветало воровство и мошенничество. Даже Дублин в этом смысле уступает Нью-Йорку. Но я деньги сохранил (да их и осталось-то совсем немного), а когда почувствовал, что пришел в себя, купил кусок мыла и порошок от вшей и отправился в ближайшую баню. Денег у меня почти не осталось, но на посещение парикмахера хватило. Мне приходилось выбирать: либо стрижка, либо скромная еда, но я так долго голодал, что решил, смогу потерпеть и еще, – мне было важно явиться в прежний дом Сары в более-менее приличном виде, а не оборванцем, как остальные ирландские иммигранты, только-только вывезенные из Старого Света.
Сара дала мне письмо для брата, и как только я привел себя в божеский вид, то отправился на Пятую авеню на острове Манхэттен.
Окраины Нью-Йорка! Я чувствовал, что глаза у меня раскрываются все шире и шире, потому что все здесь оказалось роскошным – не таким роскошным, как в Дублине, конечно. Не хочу преувеличивать. Но все тут было таким огромным. Да на Вашингтон-сквер могли бы разместиться десять беговых дорожек Леттертурка! А дома! Господи Исусе, какие дворцы! Один за другим стена к стене высились великолепные особняки, все размерами не меньше Кашельмары, а некоторые даже больше. Я пребывал в таком состоянии, что не почувствовал, как у меня сперли кошелек, но это не имело значения, поскольку он был пуст. Я шел и шел, смотрел во все глаза, даже моргать забывал. И повсюду видел величественные экипажи и прекрасных лошадей, и даже тротуары были такие, словно их делали для леди в золотых туфельках. Нет, Нью-Йорк мне никогда не нравился, но, Матерь Божья, будь у меня возможность жить на окраине города, может быть, я бы даже считал, что это прекрасный город. Чарльз Мариотт наверняка верил в это, возвращаясь каждый день в свой сказочный дом на Пятой авеню.
Мне потребовалось целых две минуты, прежде чем я решился пройти в позолоченные ворота, потом через несколько дворов, а потом уже заставил себя позвонить.
– Доброе вам утро, – сказал я дворецкому, чернее и надменнее которого я в жизни не встречал. – Мне нужно увидеть мистера Чарльза Мариотта, пожалуйста.
– Мистера Мариотта нет дома, – ответил дворецкий.
– Если его нет дома, то я подожду. У меня для него письмо от его сестры леди де Салис, жены барона де Салиса из Кашельмары, да защитят ее Дева Мария и все святые.
Мне казалось, что говорил я самым вежливым и уважительным образом, но этим ничего не добился – он мне не поверил. Еще минута – и между нами началось состязание по перекрикиванию, а потом он вопил на слугу, приказывая ему вышвырнуть меня вон. Тут-то и появился Мариотт. Он, разумеется, все это время находился дома. Спустился по лестнице и спросил: «Уитни, что тут происходит, черт возьми?» И когда мне представился случай помахать перед его лицом письмом Сары, он выставил пухлую белую руку, чтобы остановить конверт, мелькающий перед его глазами, и прочесть почерк.
После долгой паузы заявил:
– Спасибо, вижу, что это письмо от моей сестры.
Он вытащил доллар из кармана и протянул его мне, как мог протянуть какому-нибудь нищему с Бауэри-стрит.
– Прошу прощения, ваша честь, – произнес я, изо всех сил смиряя свою гордыню. – Но я друг вашей сестры, а не просто курьер.
Он еще раз посмотрел на меня, а я еще раз – на него.
Ему, на мой взгляд, было лет тридцать пять, и я сразу же увидел, что он из тех людей, которые почти всю жизнь проводят под крышей и бесятся, когда замечают капельку грязи на своих туфлях. Я заметил внешнее сходство между ним и Сарой, но, чтобы увидеть это, нужно было внимательно приглядываться. Такая же длинная шея – странная у мужчины, – такие же высокие скулы, но глаза темно-карие и губы тонкие, и, если не считать пучка светлых волос, зачесанных с одной стороны на другую, он был лыс, как куриное яйцо. Говорил же на забавном американском английском – каком-то сдавленном, только потом я понял, что ему нравится использовать элегантный язык, создавать впечатление, словно он проглотил словарь. Еще я позднее открыл для себя, что, кроме дорогого, изящного дома, он содержал и дорогую жену, хотя жена была старше его и безвкусная, несмотря на все ее дорогие одежды. Но я ничуть не удивился. Чарльза Мариотта не волновало, что у него непривлекательная жена, потому что на спальные упражнения он смотрел так же, как необразованные массы на дешевый спорт.
Мы возненавидели друг друга с первого взгляда.
– Кто вы? – спросил он – Как вас зовут?
– Меня зовут Максвелл Драммонд, – представился я, и мое имя, как всегда, придало мне уверенности; я поймал себя на том, что говорю с ним как с равным. – Я землевладелец, мое поместье лежит милях в двух от Кашельмары.
– Моя сестра ни разу не упоминала вас.
– Если вам нужно упоминание, – заметил я, – то почему бы вам не прочесть письмо?
Следует отдать должное Чарльзу Мариотту: он искренне любил сестру на свой собственный чванливый манер, и, когда прочел письмо, мне потребовалось немало труда, чтобы остановить его, иначе он бы на следующем пароходе помчался в Ирландию спасать Сару. Он настолько ужаснулся прочитанному, что совершенно забыл о своей неприязни и провел меня в свой кабинет, где можно было обсудить ситуацию без посторонних ушей.
– Первое, что вам необходимо понять, – объяснил я, полностью владея ситуацией к этому времени, – вы не можете въехать в Кашельмару на боевом слоне. Сара просила меня донести до вас это. Мистер Джордж де Салис попытался сделать это, и теперь он мертв.
– Но я не могу поверить, что убийство может остаться недоказанным!
– Почему нет? – удивился я. – В Ирландии это происходит все время.
– Но…
– Послушайте, мистер Мариотт, Сара планирует уйти и забрать детей. Если она попытается убежать, Макгоуан вернет ее и накажет, потому что в его интересах – и в интересах лорда де Салиса – сохранить брак. Лорд де Салис хочет оставить у себя детей, и ни он, ни Макгоуан не желают, чтобы мир узнал об их содомитских отношениях. А потому Сара может покинуть Кашельмару только с разрешения Макгоуана, а получить его можно единственным способом: дать неопровержимый предлог уехать – вот тут-то и необходима ваша помощь; я не знаю, о чем она просила вас в письме, но…
– Деньги. Этот тип – Макгоуан – жаден до денег.
У него все еще был ошеломленный вид.
– Значит, его нужно выманить деньгами. Вы должны написать вашему зятю и…
– Все! – резко оборвал Чарльз, и я увидел, что он вспоминает, кто мы оба такие. – Вы можете не сомневаться – я сделаю все необходимое. И вас буду информировать.
– Понимаете, в настоящее время мне нужна не информация, – спокойно ответил я, – хотя, конечно, буду вам благодарен за таковую, когда она появится. Мне нужны деньги. Я потратил последний пенс, доставляя вам письмо вашей сестры, а Сара сказала, что вы не допустите, чтобы я голодал. – Он начал снова копаться в карманах, но я сказал: – Мне не нужна милостыня, потому что я не попрошайка и не собираюсь им становиться. Дайте мне работу, и я позабочусь о себе.
