– Это не будет смертным грехом, если мы поженимся!
– Но ты же сказал, что не хочешь жениться!
– Я сделаю все, что ты захочешь. Женюсь на тебе, или встану на голову, или прыгну в озеро. Только позволь мне…
– О господи! – воскликнула Керри.
Я снова принялся целовать ее. Мне все еще не удавалось справиться с ее корсетом. Он был хуже, чем пояс целомудрия.
– Ты правда женишься на мне? – спросила Керри.
– Конечно.
Раздался звук рвущейся материи. Я услышал треск подающегося китового уса.
– Когда?
– Завтра.
– Хорошо. – Керри снова оттолкнула меня. – Я, пожалуй, могу подождать.
– А я – нет! – заявил я, одержав наконец победу над этим ужасающим предметом нижней одежды; я был весь – от головы до пяток – в поту.
– Да, может, и я не могу, – пробормотала Керри. – Но я должна. Дева Мария, упаси меня от греха. Аминь. Ах, Нед, как мне хорошо! Дева Мария, упаси меня… может быть, это не имеет значения. Ведь папа говорил, что бывает у людей так, словно они женаты, и если твоя мама и мистер Драммонд могут делать это…
Все закончилось, прошло неодолимое возбуждение, погас огонь наслаждения, мои немыслимо напрягшиеся мышцы расслабились. Даже пот на спине, казалось, испарился. Я, вздрогнув, откатился от нее и лег на бок лицом к стене.
Когда посмотрел на Керри, она застегивала блузку. Ее руки дрожали. Пуговицы проскальзывали между пальцев.
Спокойным, рассудительным голосом я сказал:
– Не расстраивайся. Мы поженимся.
Керри кивнула, но я видел: она не поняла моих слов.
– Я хочу сказать, мы сделаем все как полагается. Я к тебе не прикоснусь, пока ты не станешь моей женой. Но не волнуйся, мы поженимся очень скоро. – (Она уставилась на меня. Глаза ее снова горели. Керри казалась живой, свежей и красивой.) – У нас будет все как нужно – обручение и свадьба, – продолжал я. – Отец Донал нас обвенчает, он проведет службу бракосочетания в Клонаринской церкви.
– Нед!
Радость настолько переполняла ее, что она больше не могла произнести ни слова.
– Я не стану поступать с тобой, как Драммонд с моей матерью, – добавил я.
Мы проговорили всю дорогу до Кашельмары. Керри заявила, что у нее будет пять подружек невесты – ее сестры и мои, а я пообещал, что на медовый месяц мы поедем в Париж. Я хотел иметь шесть детей, а Керри – восемь, в итоге сошлись на семи. Мы говорили и о Кашельмаре. Я сказал, что, когда мне исполнится двадцать один, я перестрою часовню в католическую церковь и перекрашу великолепный круглый холл в доме в голубой и белый цвет, как веджвудский фаянс. Керри же решила сменить шторы во всех комнатах. А еще – повсюду будут новые картины на стенах и цветы.
– И много таких хорошеньких религиозных статуй, – добавил я, – и обои цвета изумрудной зелени. У нас будут приемы, вечеринки, балы. Мы сможем нанять музыкантов из Дублина, и весь мир будет к нам приезжать, а Кашельмара станет лучшим домом западного мира!
– Здорово! Ой, я почти что слышу музыку!
– Вальсы Штрауса, кадрили, галопы…
– И польки. Ах, Нед, я так люблю польку!
– …польки, джиги, рилы.
– Ирландская музыка!
– Ирландская музыка и ирландские песни! – воскликнул я, обхватывая ее за талию и кружа по лужайке.
Вдали открылась дверь, и на террасу вышла моя мать:
– Нед!
– Да? – крикнул я и прошептал Керри: – Оставь нас одних, когда мы дойдем до дому, а я скажу ей о свадьбе.
Мать сказала четким голосом:
– Я бы хотела поговорить с тобой минутку, если не возражаешь.
– Иду!
Мы дошли до террасы.
– Керри, смотрю, головная боль у тебя прошла, – бросила моя мать. – Недолго продолжалась, да?
– Да, леди де Салис, – подтвердила Керри. – Леди де Салис, если вы меня извините…
– Хорошо. Нед, пройдем, пожалуйста, наверх.
– Да, мама, – покорно согласился я.
В будуаре мама попросила меня сесть.
– Я уже некоторое время собиралась поговорить с тобой об одном предмете. – Она быстро проговаривала слова, будто заучила речь и хотела произнести ее, пока не забыла. – А когда увидела… как вы развлекаетесь на лужайке, поняла, что должна поговорить немедленно. Нед, я обратила внимание… мы с Максвеллом обратили внимание… что ты стал слишком уж… близок с Керри. Мы, конечно, рады, что вы с Керри так подружились, но думаю, что вам отныне не стоит так много времени проводить наедине. Я хочу быть рассудительной, но Керри сейчас достигла такого возраста, когда ей постоянно требуется компаньонка. Я ни минуты не сомневаюсь, что вы оба совсем дети, но… Господи, боюсь, мне не удается хорошо это выразить, а я не хочу, чтобы ты меня неправильно понял. Поверь мне, дорогой, я тебе доверяю безоговорочно, уверена, что ты будешь вести себя как настоящий джентльмен, но знаю, что такое оказаться во власти искушения, и… пожалуй, Максвеллу нужно с тобой поговорить.
– В этом нет необходимости, – сказал я.
– Дорогой, не чувствуй себя таким оскорбленным! Я знаю, что сам ты никогда не совершишь ничего предосудительного, но люди могут подумать…
– Какая тебе разница, что думают люди? – спросил я, не успев придержать язык.
Она прикусила губу:
– Нед, зачем ты грубишь? – Она задала этот вопрос таким спокойным голосом, что мне стало стыдно. – Поверь мне, репутация Керри – репутация любой молоденькой девушки – вещь очень важная. Она может повлиять на всю ее будущую жизнь. Когда человек старше и когда он оказывается в затруднительных обстоятельствах, то может и отойти от принятых условностей, но для молоденькой девушки очень важно вести примерный образ жизни.
– Конечно, мама. Вот поэтому я и думаю, что тебя порадует новость, которую хочу тебе сообщить. Мы с Керри собираемся пожениться.
После моих слов наступила пауза. Мать лишилась дара речи, но меня это не удивило. Я полагал, что свахи никогда поначалу не верят, что их усилия увенчались успехом.
– Думаю, свадьба может состояться в декабре, – продолжил я, дав ей несколько секунд, чтобы прийти в себя, – после моего шестнадцатилетия. У Галахеров будет достаточно времени, чтобы собраться и приехать из Америки, а для тебя и для Керри – чтобы приготовиться к свадьбе. Кстати, я решил перейти в католическую веру, поэтому хочу попросить отца Донала обвенчать нас в Клонарине.
Выражение лица моей матери показалось мне странным, и сердце мое упало. Ей явно не понравилось мое намерение стать католиком.
– А что такое? – настороженно спросил я, а потом меня осенило. – Ты, наверное, считаешь, что мы слишком молоды. Но если наш брак так или иначе предрешен, то почему бы нам не жениться раньше, чем позже?
