— Оно так, — согласился Олег, — только по
ночам что-то ты крадешься.
— Так для тебя ж, — заверил Томас ехидно.
— Да мне неплохо, — ответил Олег. — Я не
считаю, что летучие мыши — слуги дьявола. И что луна — солнце нечестивых душ.
Однако ночами больше странствуют в Святой Земле, там днем от жары можно
сдохнуть...
Томас поерзал в седле, взгляд устремлен прямо на дорогу,
наконец, ответил нехотя:
— Знаешь, я хотел бы проехать через владения
некоторых... не привлекая внимания. Иначе моя дорога будет залита кровью, а я
как правоверный христианин всякий раз скорблю о разбрызганной крови единоверца.
— Это хорошо, — одобрил Олег, — и хорошо, что
у друговеров кровь зеленая.
Томас вскинул брови.
— Зеленая?
— Зеленая, — подтвердил Олег серьезно. Посмотрел
на Томаса. — А что, синяя?
— Красная, — строго поправил Томас. —
Красная!.. Это для того, чтобы и они могли стать добрыми христианами. А вот у
лягушек зеленая кровь, это значит, что христианами никогда не станут!
— А-а-а, — протянул Олег озадаченно. Он поднял
взор и посмотрел на летающих в теплом воздухе летучих мышей. — Как хорошо
ты все объяснил...
— Это я умею, — согласился Томас очень
довольный. — Нам полковой прелат говаривал, что я любую заповедь Христа
могу втемяшить в самую крепкую голову.
— Бедные лягухи, — сказал Олег печально. —
Значит, им отказано в спасении... То-то припоминаю, в раю мы так и не увидели
ни одной! Или ты видел?
Томас в раздражении помотал головой.
— Мне только на лягух было смотреть! Забыл, зачем мы
туда вломились, как два кабана?
Олег почесал в затылке.
— Да как тебе сказать... Сейчас, когда все позади, уже
думаю, зачем туда ломились на самом деле?
— Я знаю, зачем, — ответил Томас зло. — И не
сбивай меня! Никаких лягух в раю не было. Это рай, а не болото!
— Для кого-то, — вздохнул Олег, — именно
болото — рай. Но ты молодец, все замечаешь. Голубей, правда, много, сам видел.
Все белые, белые, белые... И вся земля, над которой летают... гм... тоже белая.
Вообще-то, когда смотрю на стаи белых голубей, хочется увидеть хоть одного
черного. Ну ладно, хотя бы черноплекого. Или пятнистого...
Томас все ерзал в седле, разговор начинает уходить в
какую-то опасную непонятность, что-то двусмысленно-ловушечное. На всякий случай
снова уехал далеко вперед, но, к счастью, летом ночи короткие, вскоре восток
посветлел, заалел, воздух наполнился птичьим криком, с цветов начали слезать
заснувшие на них толстые ленивые шмели.
Справа от дороги показался замок из светлого камня с двумя
остроконечными крышами. Он возвышается на холме, где ближе к подножию ровным
кольцом пролегла довольно высокая стена. Весь холм застроен домами и домиками,
а по эту сторону стен только торговые палатки вдоль дороги. На стенах иногда
поблескивает, так отражается солнце в начищенных доспехах, на остриях пик или
мечей.
— Бдят, — заметил Олег. — Здесь и спят с
оружием? В смысле в руках?
— А как иначе? — возразил Томас. — Выпусти
меч — тут же сожрут. Не меч, тебя. Правда, там леди Бенефика, очень милая
госпожа, но и она старается далеко от замка не отдаляться...
— А зачем ей отдаляться? — резонно спросил
Олег. — Все готовенькое прямо в замок! Или ездит по деревням, сама
отбирает скот на продажу, щупает кур?
Томас фыркнул, такие глупости можно услышать только от
чужеземного простолюдина.
— Это наша соседка, мы с нею в добрых отношениях. И все
ее соседи с нею обращаются учтиво и с подобающим ей достоинством. Что, впрочем,
не мешает ей быть осторожной и ездить на охоту только в ближайший лес или на
озеро, что вблизи замка.
— На охоту? — удивился Олег. — Баба?
— Это у вас там бабы, — отпарировал Томас, —
а у нас — женщины. И на охоту ездит, как все благородные господа. Утром
поднимается, да будет тебе известно, наряду со своими девицами, что помогают ей
одеваться и причесываться, потом идут в лесок... вон видишь зеленая полоса?.,
каждая берет псалтырь, четки или просто молитвенник, там садятся благочинно в
ряд и усердно молятся. При этом раскрывают свои хорошенькие ротики только для
благочестивой молитвы. А не для всяких перемываний косточек...
Олег кивнул.
— Да-да, поверю на слово. На рыцарское.
Томас дернул щекой и продолжал, чуть повысив голос:
— Затем собирают лесные цветы, а по возвращений в замок
слушают в часовне мессу...
— А жрать? — спросил Олег. — Жрать-то когда?
Или ты самое интересное пропустил?
Томас сверкнул очами.
— Дикий ты человек, если только о жратве и о жратве.
Культурный человек потому и культурный, что может сдерживать свои дикарские
порывы. Простолюдины сразу набрасываются на еду, а благородные умеют
воздерживаться... какое-то время. Госпоже Бенефике и ее девицам только на
выходе из часовни преподносят на серебряных блюдах жареных каплунов,
жаворонков, кур, и лишь тогда госпожа и девицы едят, но и тогда скромно, а чаще
всего оставляют на блюдах, дабы снискать любовь Пресвятой Девы, что тоже была
очень умеренна в еде.
— Да я бы не сказал так, — пробормотал отшельник,
но тут же замахал руками, — продолжай, продолжай! Это я так, своим мыслям.
— Богохульные у тебя мысли, — сказал с осуждением
Томас. — А если богохульные, то это уже и не мысли, а черт-те что, тебя
самого можно в ад. Так вот сама госпожа Бенефика утром обычно вообще не
завтракает. Ну, почти, почти... Вместо этого она садится на коня... не
улыбайся, она садится на иноходца, а на иноходцах женщинам ездить вполне
прилично, даже еще в красивейшей сбруе, украшенной... вообще украшенной, понял?
А с нею едут уже не только девицы, но и рыцари ее замка.
— Снова в лес?
Томасу почудился в голосе калики какой-то подтекст, он
сказал с достоинством:
— Нет, теперь в поля, где плетут венки, ловят бабочек и
стрекоз, а также поют всякие песни...
— Какие?
— Всякие, — ответил Томас сердито. Увидев
устремленный на него насмешливый взор, стал загибать пальцы: — Рондо, помпиет,
виррэле, баллады и... всякие еще. Нашим труверам известно много красивых и
благочестивых песен, это не твой орущий непристойности край. Возвращаются к
обеду, в главном зале к их приезду уже расставлены все столы. Когда садится
госпожа мажордом приглашает к столу остальных, а каждую девицу сажает рядом с
рыцарем. И хотя блюда подаются самые изысканные и умело приготовленные, но
главное блюдо за обеденным столом — вежливая и почтительная беседа, что ведут
рыцари и девицы. Все блюдут учтивость и скромность, но тебе этого не понять...
— Да уж, — проворчал Олег.
