— Может быть, одежда порвалась при борьбе?
— Возможно, но она могла порваться и до того, как мисс Шор вообще села в тот поезд. Ничего нельзя сказать определенно.
— А имелись ли еще какие-то ушибы или синяки? — смущенно спросил Гай, стесняясь даже упоминать об осмотре пострадавшей без одежды.
— Нет.
— Как вы думаете, могло ли их отсутствие означать, что она не оказала грабителю никакого сопротивления?
— По этому поводу я даже думать не буду, мистер Салливан. Я не патологоанатом, а хирург.
Осознав, что ему не удастся склонить собеседницу на путь умозрительных размышлений, Гай решил зайти с другой стороны.
— А много ли людей ее навещали, пока она еще была жива?
— Я не дежурила при ней постоянно, хотя ее подруга, мисс Роджерс, насколько я понимаю, не отходила от ее кровати. Полагаю, заходили также какие-то ее здешние друзья. Не слишком много посетителей, впрочем, но ее однозначно не бросили на произвол судьбы, как некоторых из наших пациентов.
— Доктор, я уверен, что за время вашей службы вам встречались самые разные случаи, — неуверенно начал Салливан.
Берта кивнула.
— Как вы думаете, она знала напавшего?
Доктор Битти основательно обдумала вопрос Гая, но ответила уже без малейших колебаний.
— Хотелось бы мне дать вам вполне определенный ответ, но фактически это невозможно. Да, особых следов сопротивления незаметно. Никто не скажет вам наверняка, почему она не сопротивлялась, — это могло быть как из-за внезапности нападения, так и из-за того, что она знала того, кто напал на нее.
— Его? — уточнил Гай. — Вы полагаете, что на нее определенно напал мужчина?
— В данный момент речь не может идти ни о какой определенности. Однако мне представляется почти невероятным, чтобы женщина могла нанести удары такой силы. — Доктор Битти доела остатки булочки и, достав из кармана носовой платок, аккуратно промокнула губы.
— Благодарю вас, — сказал Салливан. — Я так признателен вам, что вы согласились встретиться со мной! Даже в свой выходной.
На этом его расследование в Гастингсе закончилось.
Глава 19
— Очередная девочка, — должным образом сообщил лорд Редесдейл нянюшке Блор по телефону.
— Ах, милорд, это очень забавно! — прыснув от смеха, воскликнула нянюшка.
— Что вы имеете в виду? — раздраженно спросил многодетный отец. — У нас действительно опять девочка! Девочка, черт побери!
— Прошу прощения, милорд, — мгновенно поутихнув, извинилась Блор. — Я-то уж подумала, что это первоапрельская шутка… Безусловно, вы сообщили нам замечательную новость. Как назовете малышку?
— Не знаю. Мы еще ничего не придумали. Прости господи, мы уже, кажется, использовали все пристойные девичьи имена!
— Да, милорд, — совершенно невозмутимо отреагировала нянюшка на бурное возмущение хозяина. — А как самочувствие ее милости?
— Прекрасно. Будет валяться в кровати две недели: предписание доктора. Я даже думаю, что теперь вы все можете вернуться. К Пасхальному воскресенью. Полагаю, возвращение детей ее взбодрит и порадует.
— Безусловно, милорд. Сегодня же днем мы сядем на поезд. Я заранее пришлю телеграмму, чтобы мистер Хупер мог встретить нас.
— Хорошо, — сказал лорд, и на этом телефонная связь прервалась.
Нянюшка стояла в кафе. Телефонный аппарат находился на почетном месте около кассы. Это означало, что ни о каких личных разговорах не могло идти и речи, поскольку Роуз не допускала и мысли о наличии каких-то секретов — во всяком случае, если дело касалось ее клиентов, и взимала с них полшиллинга за звонок. Нельзя сказать, чтобы телефон приносил ей особую прибыль — лишь у немногих посетителей имелись знакомые с телефоном, которым они могли позвонить.
Остаток утра прошел в суматохе сборов и уборке. Сестры и Том изображали яростное недовольство по поводу отъезда, не желая покидать миссис Пил и ее пирожные с кремом, однако им не хватало блеска искренности. Дети любили праздновать Пасху дома, с утренним перезвоном церковных колоколов и с поиском пасхальных яиц, ради которых они скрупулезно прочесывали все уголки сада и даже церковного кладбища за стеной.
Новости о рождении ребенка — все уже знали, что у них появилась всего лишь очередная сестричка — не удалось вызвать никаких комментариев. Даже Нэнси ограничилась драматическим вздохом, заслужив укоризненный взгляд нянюшки.
* * *
После разговора с доктором Гай вернулся в Лондон и послал Луизе короткое письмо, сообщив, что не желает посягать на ее время, но ему хотелось бы дать ей знать, что его легко можно найти по домашнему адресу, если ей, возможно, захочется написать… Салливан предположил, что она может еще что-то услышать о мисс Флоренс Шор или что нянюшка Блор узнает нечто важное, поскольку он не собирался отказываться от расследования этого преступления. Читая его письмо, Кэннон подумала: «Что ж, чему быть, того уж не миновать» — и вложила его в конец своей книжки.
* * *
Прибыв в сумерках в Астхолл-манор, с животами, еще полными от съедения огромного пакета хлеба с маслом и кексов, который со слезами на глазах вручила им в дорогу Роуз, дети в считаные мгновения изменили атмосферу притихшего дома. С восторженными криками девочки и Том набросились на миссис Виндзор и на свою любимую горничную Аду. Хупер, Ада и Луиза отволокли дорожные чемоданы наверх в детское крыло, слыша, как лорд Редесдейл призывает детей к тишине, хотя и его голос звучал на редкость жизнерадостно.
Леди Редесдейл лежала в кровати на животе, и за ней ухаживала личная горничная. Никто не зашел взглянуть на младенца, кроме нянюшки Блор, шепотом приветствовавшей появление малышки в этом мире.
Детская простояла закрытой всего неделю, но Луиза с удовольствием распаковывала вещи и раскладывала их по местам. Возвращение в дом, который она уже начала считать своим, придало ей новые силы, несмотря на долгое утомительное путешествие.
Девочки и Том, устроившись с отцом в библиотеке, грелись у камина. После первого апреля батареи отключали, а камины в доме затапливали только после трех часов дня, за исключением спальни леди Редесдейл. Не то чтобы кто-то жаловался или думал изменить это правило, даже если вдруг выпадал снег: такой уж порядок был заведен в этом доме.
Вскоре Нэнси начала развлекать отца историями об их недельном отдыхе в Сент-Леонардс-он-Си: она вспоминала о кроватях, теснившихся в квартире миссис Пил над ее кафе, о прогулках по холодному морскому побережью, о расследовании убийства…
— Расследование убийства? — резко переспросил ее отец. — Коко, о каком это убийстве ты толкуешь?
— Об убийстве в поезде Флоренс Шор, — пояснила Нэнси. — Представляете, мы тоже ехали тем самым поездом! А полицейский, расследующий это преступление, приехал в Сент-Леонардс. И я расскажу вам еще кое-что, о чем вы, мой бедный, милый старый недотепа, не удосужились вспомнить. Флоренс Шор была той самой медсестрой, которая написала сестре нянюшки из Ипра, чтобы она сообщила нам о том, как вы, живой и здоровый, славно и героически воюете.
