Лорд Редесдейл серьезно взглянул на свою старшую дочь.
— Ну надо же! Она ведь действительно писала такие письма. В то время я, разумеется, ничего не знал, но ваша матушка, когда я вернулся домой, рассказывала, что ей передали новости о том, что со мной всё в порядке. Черт побери, она даже раньше меня узнала, что меня удостоили упоминания в приказе! — Тень воспоминаний о тех тяжелых днях пробежала по его лицу. — Ты права, дочь. Я не догадался связать те письма с именем убитой в поезде женщины. Лично я с ней не встречался, хотя она заслужила у наших солдат очень хорошую репутацию. Они говорили, что она внимательна и добра, всегда готова их выслушать… Врачи, разумеется, предпочитали не слишком участливых медсестер.
— А почему? — спросила Нэнси.
— Шла война, — отрывисто ответил отец семейства, после чего некоторое время задумчиво помолчал и вдруг, меняя тему, резко спросил: — А что там понадобилось полицейскому?
— В общем, он узнал, что мисс Шор как раз ехала в гости к миссис Пил в том поезде… Вы понимаете, в том самом поезде, где ее убили…
— Нет нужды упоминать столь кровавые подробности.
— Я и не упоминаю. Он спрашивал миссис Пил, не может ли она вспомнить каких-то подробностей из жизни мисс Шор, которые помогли бы расследовать преступление. Он выглядел на редкость воспитанным, Пав, такой высоченный и симпатичный парень…
— Достаточно. Тебе еще рано обращать внимание на такого рода достоинства.
— И к тому же, — продолжила Нэнси, — он знаком с Лу-Лу. Они познакомились, когда она ехала сюда к нам.
— Кто такая, черт возьми, Лу-Лу?
— Лу-Лу! Помощница нянюшки.
— Ах, это служанка, — теряя интерес, произнес лорд.
На протяжении этого разговора Луиза топталась около двери в библиотеку, дожидаясь удобного момента, чтобы вмешаться и сказать детям, что им пора ложиться спать. Она осознала, что лорд Редесдейл едва догадывался о ее существовании, но не позволила себе посетовать на судьбу: сейчас важнее было остановить откровения Нэнси.
Переступив порог, Кэннон вошла в комнату, в которую ее обычно никто не звал, да и сама она чувствовала себя в ней неловко.
— Извините, милорд, но детям пора подниматься в детскую, — сказала она.
Лорд Редесдейл взглянул на нее и закашлялся. Надо отдать ему должное, на лице его отразилось легкое смущение. Дети подняли протестующий гвалт, но Луиза проявила необычайную твердость, и буквально через минуту вся компания встала и потащилась вверх по лестнице.
Нэнси вышла последней и поднималась по лестнице бок о бок с помощницей няни.
— Ты же понимаешь, что я не собиралась рассказывать ничего особенного, — оправдываясь, заявила она.
— О чем рассказывать? — равнодушно произнесла Луиза, размышляя, не вообразила ли себе Нэнси, что стояла на пороге открытия тайной интриги ее жизни, достойной всего лишь очередной главы для страшной вечерней сказки. Неужели все они воспринимали ее именно так? Как загадочное ничтожество или как заслуживающий изумления персонаж?
Как бы то ни было на самом деле, она не собиралась показывать, что Нэнси удалось серьезно ранить ее хрупкую и чувствительную душу, поскольку уже достаточно знала о привычках этой старшей дочери лорда и понимала, что лучше не давать ей в руки такого рода власть. Старшая из детей Редесдейла безжалостно дразнила сестер, несмотря на фундаментальную преданность семейному духу.
— Ну, я же просто болтала о всяких пустяках… — затихающим голосом добавила Нэнси.
Ничего не сказав, Луиза быстро пошла вперед к детской, где подхватила за руки Диану и Декку. Она надеялась, что они с Нэнси не такие уж разные, что между ними больше общего, но, вероятно, в их мире она обречена на одиночество.
Глава 20
Постельный режим и усиленное питание в течение нескольких недель после рождения Дебо (потребовалось некоторое время, чтобы выбрать ребенку имя) помогли леди Редесдейл восстановить силы, так что к маю месяцу она вполне поправилась и решила, что часть летнего светского сезона предпочла бы провести в Лондоне.
Лорд Редесдейл, неизменно стремившийся видеть счастливой свою обожаемую супругу, арендовал дом на Глостер-сквер, и все семейство, включая миссис Виндзор и кухарку, миссис Стоби, перебралось в город как раз ко времени Цветочной выставки в Челси, предвещавшей два месяца светских приемов.
Тем не менее обещанная летняя погода пока запаздывала. Воздух достаточно прогрелся, но почти ежедневно шли дожди. Даже ярчайшие платья под сенью большого черного зонта выглядели поразительно бессмысленно. Нэнси со свойственным ей упрямством отвергала любые разочарования. Несмотря на то что Пав строго напомнил своей дочери, что она еще недостаточно взрослая для танцевальных балов, она ничуть не сомневалась, что объединенным силам начала новой, третьей декады двадцатого века — первого, поистине радостного послевоенного сезона — вкупе с ее собственной силой воли удастся преодолеть барьер родительского запрета.
К вящему разочарованию старшей дочери, по прибытии на Глостер-сквер леди Редесдейл настроилась посетить лишь несколько приемов и ясно дала понять, что они проживут в Лондоне не больше трех недель. Несмотря на то что последние месяцы беременности ей редко удавалось видеться с друзьями, по натуре своей она была не особо склонна к светскому общению, и ее супруга, разумеется, тоже не устраивало долгое пребывание в обществе. Хватило одного «пустозвона» с неуместными замечаниями о германцах или охотничьих забавах, чтобы покончить с желанием появления на светских приемах.
О танцах Луиза даже и не думала. Ей ужасно не хотелось возвращаться в Лондон из-за опасения случайной встречи со Стивеном. По той же причине она сомневалась, что сможет навестить мать, хотя и отчаянно хотела повидаться с ней. Но, с другой стороны, в Лондоне жил Гай, и, возможно, она могла бы встретиться с ним.
После Сент-Леонардса Кэннон не писала ему, и хотя она понимала, что должна думать о работе, ей в то же время невольно вспоминались его доброжелательное лицо и теплое пожатие рук.
В Лондоне, по крайней мере, режим их жизни слегка изменился. Нянюшка Блор взяла на себя заботы о младших девочках — Дебо, Юнити и Декке, а Диана и Памела дважды в день с удовольствием гуляли по парку, после чего сами развлекались в детской на Глостер-сквер с новыми арендованными игрушками, среди которых имелся очаровательный кукольный чайный сервиз сине-белого фарфора. Диана, к примеру, изображала великосветскую даму, а Памела играла роль ее служанки, наливая бесконечные чашечки чая и выслушивая от своей сестры капризную критику в адрес ее умения подавать чай.
Луизе досталась роль своеобразной дуэньи для Нэнси. Не то чтобы старшую из детей приходилось особо охранять — они побывали на двух или трех чайных приемах с ее кузинами и прогулялись в районе Музея естественной истории в Южном Кенсингтоне вместе с одной пожилой дамой, жившей с ними по соседству еще в те времена, когда их семья снимала роскошный особняк на Хай-стрит в Кенсингтоне.
