— Верно, значительная сумма, — согласилась Нэнси, — не считая брата — ему оставлено больше всего. И заметьте, она завещала ему бриллиантовую подвеску. На редкость странное имущество для мужчины.
— Нет, это возможно, если она часто ее носила и хотела, чтобы у него осталось о ней такое воспоминание, — заметила Луиза.
— Вы имеете в виду, что это мог быть своего рода знак любви? — спросила Митфорд, и обе девушки, удивленно подняв брови, обменялись выразительными взглядами. «Все чудесатее и чудесатее», — как подумала бы кэрролловская Алиса.
Потом Кэннон заметила дату рядом с подписью покойной мисс Шор: 29 декабря 1919 года. Показав на нее, она прошептала Нэнси:
— Не думаете ли вы, что это слишком близко к дате нападения?
Дочь лорда крепко сжала губы, словно хотела удержать готовый сорваться с языка крик, и взволнованно кивнула. Затем, вновь восстановив спокойствие, она повернулась к адвокату, который, сидя за столом, вальяжно откинулся на спинку кресла и наблюдал за двумя юными девушками.
— Благодарю вас, мистер Джонсен. Вы необычайно любезны. Довольно странно, но мисс Пил, видимо, не упомянута здесь. Возможно, ее упоминали в более раннем завещании?
— Возможно, но, боюсь, законным считается именно последнее завещание, — ответил адвокат. — Может, у меня и сохранилась копия более раннего завещания, но оно не имеет никакой законной силы, раз мисс Шор официально изменила свою последнюю волю.
— Да, разумеется, — согласилась Нэнси, странным образом заговорив уверенным тоном своей матери. Ее способность принимать самоуверенную взрослую позу выглядела ничуть не менее впечатляюще. — Что ж, тогда, очевидно, нам пора уходить. Большое спасибо, что уделили нам время.
Она поднялась с кресла, и Луиза последовала ее примеру, а мистер Джонсен, подтянув выпирающий живот, попытался застегнуть пуговицы жилета, после чего выбежал из-за стола и, опередив посетительниц, галантно открыл перед ними дверь.
— Не стоит благодарности, мисс Митфорд, — произнес он, едва не отвешивая поясной поклон. — Всегда рад. При любой необходимости, прошу вас, обращайтесь ко мне без малейших колебаний.
Глава 22
Гай сидел в одиночестве за столиком в дальнем углу буфета на вокзале Виктория и тянул время, медленно попивая чай. Гарри сегодня по неизвестной причине не вышел на работу, а сам он старался не попадаться на глаза Джарвису, чтобы как можно дольше избегать тупых разовых заданий, положенных ему по службе. Как обычно, мысли Салливана вернулись к убийству Флоренс Шор — он перебирал известные ему факты, размышляя, что могло бы пролить луч света на расследование и какие детали могли упустить полицейские или коронер. Ему претила мысль о том, что преступник, убивший медсестру, которая прошла войну и спасла множество жизней, мог остаться безнаказанным.
Лениво поглядывая на очередь из мужчин и женщин, оплачивавших чай, Гай задержал взгляд на мужчине в железнодорожной форме; под носом у того белели пышные усы, делая его похожим на моржа.
Он узнал этого мужчину.
Вскочив, Гай отпихнул стул ногой и крикнул:
— Дак!
[18]
Официантка за прилавком от неожиданности спряталась за кассовым аппаратом, а несколько людей из очереди, озадаченно пригнув головы, начали озираться.
— Мистер Дак, — быстро добавил Салливан, и лицо официантки залилось маковым цветом. Очередь разразилась смехом, а Генри Дак медленно повернулся к остановившемуся около него Гаю.
— Да? — сказал он.
— Примите мои извинения, мистер Дак, — покаянно произнес полицейский, осознав вдруг, что своим криком привлек к нему внимание всего буфета. — Так уж вышло… — Он понизил голос и склонился ближе к кондуктору. — Это ведь вы ехали в поезде с Флоренс Найтингейл Шор в тот день, когда на нее напали?
Генри Дак явно встревожился.
— Ну и что с того? Я уже дал показания на дознании.
— Да, я знаю, — сказал Гай, — но так уж вышло, в общем, что расследование вроде как закрыто, хотя, по-моему, убийца находится где-то поблизости. Мне кажется, я смогу найти его. Не могли бы вы ответить мне еще на несколько вопросов?
Генри вытащил из жилетного кармана часы на цепочке и посмотрел на них.
— У меня есть еще немного времени, — ответил он. — Полагаю, никакого вреда от ваших вопросов не будет.
— Спасибо. Может, присядем тогда за мой угловой столик? — предложил Салливан. — Там нас никто не сможет подслушать.
— Надеюсь, у меня не возникнет из-за этого неприятностей, — заметил Дак, но тем не менее последовал за Гаем.
Подозвав официантку, мужчины заказали еще чаю. Они немного поболтали, перебирая обычные железнодорожные сплетни о пассажирах, чье поведение задерживало поезда, пока официантка выставляла на стол заварной чайник и молочник, а после ее ухода Гай достал свой блокнот и поправил очки на носу.
— Я помню, о чем вас спрашивали на дознании, — начал полицейский, — но мне хотелось бы еще раз уточнить кое-что о мужчине, которого вы видели на станции в Льюисе.
Генри понимающе кивнул.
— Согласно моим записям с того дознания, вы присматривали за пассажирами в поезде, вышедшем с вокзала Виктория, и через две минуты после его прибытия в Льюис вышли на платформу, — добавил Салливан.
— Все верно, — согласился Дак. — Уже наступил сумеречный ненастный вечер, а фонари на этой станции еще не горели, поэтому я прошел по платформе со своим фонарем.
— Да, понятно, так вы и сообщили на дознании, но не могли бы еще раз уточнить мне… что именно увидели, проходя по платформе?
— Видел, как из купе соседнего вагона выскочил мужчина. Он спустился с подножки, закрыл дверь, прошел до следующего купе и исчез в туманных сумерках.
— Он проходил мимо вас? Вы разглядели его?
— Я видел его только мельком. Он выскочил, как раз когда я подходил к его купе.
Гай вновь сверился со своими записями.
— Вы сказали, что заговорили с ним, спросили его, известно ли ему, что надо садиться в первую половину поезда, но он не ответил вам. Может, он спешил, как вы думаете?
— Нет, не особенно, — ответил Генри.
— А может быть, вы вспомните, как он был одет?
Кондуктор глотнул чаю, и Гай с отвращением заметил, как он, возвращая стакан на стол, облизал языком кончики своих усов.
— Теперь уже труднее вспомнить, но на нем был темный, серо-коричневый макинтош и, по-моему, на голове какая-то шляпа. Его руки скрывались под макинтошем, поэтому, вероятно, у него не было ни трости, ни зонта.
