– Она почему-то считала, что таким образом оберегает меня. Сохранение в тайне личности моего отца по ошибке связалось у нее в голове с моим благополучием.
– Насколько я знал Элизабет, таких ошибок она никогда не делала.
– Зачем тогда так бережно хранить тайну? – спросила Рейчел.
– Я учился вместе с вашей матерью в течение двух лет, – ответил Чарльз Озарис с горечью, которой раньше в его голосе не замечалось. – И был, наверное, единственным человеком в радиусе десяти миль, который ни разу не пытался раздеть ее. Поэтому я вряд ли знал ее лучше других. А ей было спокойно со мной. По сути дела, мисс Чайлдс, я совсем не знал ее. Она не раскрывала людям свою душу. Ей нравилось быть скрытной, потому что она обожала секреты. Секреты давали ей власть над людьми. Это было лучше секса. Уверен, что секреты были ее любимым наркотиком.
После разговора с Чарльзом Озарисом Рейчел испытала три приступа паники в течение одной недели. Один произошел в туалетной комнате для служащих Шестого канала, другой – на берегу реки Чарльз во время утренней пробежки, а третий – ночью, в душе, когда Себастьян уже спал. Ей удалось скрыть это и от коллег по работе, и от Себастьяна. Она держала себя в руках, насколько это возможно во время приступа, и все время убеждала себя, что сердце работает нормально, горло не сжимается и она может дышать.
Ей все меньше и меньше хотелось выходить из дома. Несколько недель она таскалась на работу только благодаря усилиям воли, бросая вызов самой себе. В выходные она отсиживалась дома. Первые три недели Себастьян полагал, что в ней проснулся инстинкт гнездования. На четвертую это начало его раздражать. К этому времени они стали заметной в городе парой, их приглашали на все гала-концерты, благотворительные вечера и прочие мероприятия, где можно было и посмотреть что-нибудь, и себя показать, и, конечно, выпить под это дело. Они стали постоянными героями светской хроники в телепрограммах «Будьте с нами» и «Имена и лица». Рейчел изо всех сил сопротивлялась, но была вынуждена признать, что все это ей очень нравится. Впоследствии она поняла, что здесь сработал механизм компенсации: родителей у нее не было, зато она вошла в большую бостонскую семью.
Итак, она ходила на мероприятия, пожимала руки, обменивалась поцелуями в щеку, выпивала за здоровье мэра, губернатора, судей, миллиардеров, актеров-комиков, писателей, сенаторов, банкиров, игроков и тренеров команд «Ред сокс», «Пэтриотс», «Бруинз» и «Келтикс»,
[11] а также президентов колледжей. На Шестом канале она успела побывать – совершив этот карьерный взлет всего за шестнадцать месяцев – внештатным сотрудником, обозревателем новостей образования, уголовным репортером и, наконец, телекомментатором широкого профиля. На рекламной афише она красовалась рядом с такими асами вечерних новостей, как Шелби и Грант, и этот снимок даже использовали для представления обновленного логотипа канала. Когда они с Себастьяном решили пожениться, весь город горячо благословил их на это, и они чувствовали себя самозваными королями на ежегодном балу выпускников.
Через неделю после рассылки приглашений на свадьбу Рейчел случайно столкнулась с Брайаном Делакруа. В тот день они брали у двух членов Палаты представителей интервью по поводу ожидаемого дефицита бюджета. Закончив работу, остальные сотрудники направились к фургону, а она решила дойти до студии пешком. Перейдя Бикон-стрит, она увидела, как навстречу ей из Атенеума вышел Брайан в сопровождении другого мужчины, постарше и пониже ростом, с рыжеватыми волосами и бородкой такого же цвета. Рейчел почувствовала секундное замешательство – то самое, когда встречаешь на улице знакомого человека и понимаешь, что знаешь его, но не можешь вспомнить, кто он такой. Когда между нею и мужчинами осталось всего десять-двенадцать футов, Брайан встретился с ней взглядом. В его глазах промелькнула вспышка узнавания, тут же сменившаяся непонятным для Рейчел выражением – беспокойством? страхом? – но и оно тут же исчезло, остался лишь неестественный, преувеличенный восторг.
– Рейчел Чайлдс! – Он одним махом преодолел разделявшее их расстояние. – Сколько же лет прошло? Девять?
Его рукопожатие неожиданно оказалось более крепким, чем она ожидала.
– Восемь, – ответила она. – А когда вы?..
– Знакомьтесь, это Джек.
Брайан сделал шаг в сторону, и его спутник вступил на освободившееся место. Все трое стояли на самой вершине холма Бикон-Хилл, их обтекала выплеснувшаяся на улицу толпа – было время обеденного перерыва.
– Джек Ахерн, – представился знакомый Брайана и пожал Рейчел руку.
Его рукопожатие было гораздо более деликатным. От Джека Ахерна так и веяло Старым Светом: французские манжеты с серебряными запонками высовываются из рукавов сшитого на заказ костюма, на шее – галстук-бабочка, бородка тщательно подстрижена. Рука его была сухой, без мозолей. Рейчел подумала, что он наверняка курит трубку и знает толк в классической музыке и коньяке.
– Вы старые друзья с Брайаном? – спросил он.
– Скорее, просто знакомые, Джек, – вмешался Брайан. – Мы познакомились лет десять назад. Рейчел – репортер Шестого канала. Первоклассный репортер.
Джек учтиво наклонил голову в знак уважения:
– Вам нравится ваша работа?
– Большей частью да, – ответила она. – А вы чем занимаетесь?
– Джек увлекается антиквариатом, – поспешил ответить за него Брайан. – Прибыл сюда с Манхэттена.
– Через Женеву, – улыбнулся Джек Ахерн.
– Почему через Женеву? – спросила Рейчел.
– Я живу то на Манхэттене, то в Женеве, но Женеву считаю своим домом.
– Потрясающе, правда? – произнес Брайан; Рейчел не поняла, что именно должно было ее потрясти. – Ну, нам пора, Джек, – сказал он, посмотрев на часы. – Мы договорились на двенадцать пятнадцать. Очень рад был встрече, Рейчел. – Наклонившись к ней, он чмокнул воздух возле ее щеки. – Я слышал, вы выходите замуж. Рад за вас.
– Мои поздравления, – сказал Джек Ахерн, опять пожал ей руку и слегка поклонился. – Желаю счастья вам и жениху.
– Всего наилучшего, Рейчел, – произнес Брайан уже на ходу, послав ей издали улыбку и взгляд своих слишком ярких глаз. – Очень здорово, что мы увиделись.
Дойдя до Парк-стрит, они повернули налево и скрылись за углом.
Она же, задумавшись, все стояла на месте. Брайан Делакруа со времени их встречи в 2001 году чуть пополнел, и это ему шло. Тогда он был чересчур костляв, шея была слишком тонкой для такой головы, а скулы и подбородок – слишком мягкими. Теперь же его черты обозначились более отчетливо. Он достиг возраста – тридцать пять лет, решила она, – когда, вероятно, стал напоминать своего отца и уже не выглядел как чей-то сын. Одевался он теперь с гораздо большим вкусом и стал по крайней мере вдвое красивее, хотя и в 2001 году был далеко не уродом. В его внешности произошли явные перемены к лучшему.
