– Эй, вы! – Женщина осветила их с ног до головы, подвигав фонариком вверх-вниз. Наконец луч остановился на коленях. – Что вы там делаете в темноте?
– Искали ее машину, – ответил Брайан. – Потом решили поискать ваш бар, а тут такое.
Он махнул рукой в темноту. Раздался уже знакомый металлический хлопок, повсюду включилось электричество. От яркого неонового света вывески и рекламы пива в витрине все трое заморгали.
– Здорово получилось, – заметила барменша. – Работаете на детских праздниках, да?
Она впустила их в помещение. Здесь все было по-прежнему, а может, и лучше. Освещение было чуть мягче, а вместо запаха старого пива, впитавшегося в черный каучук, ощущался едва уловимый аромат орехового дерева. Том Уэйтс, звучавший из музыкального автомата в тот момент, когда они вошли, замолк ко времени заказа выпивки – его сменил альбом «Pablo Honey» группы Radiohead. Лучшие вещи Уэйтса появились еще до того, как Рейчел вступила в сознательную жизнь. Но что касается второго, то она всегда испытывала легкое, хотя и ожидаемое, потрясение, думая о том, что некоторые из сидящих в баре и выпивающих на законном основании посетителей еще копошились в пеленках, когда Рейчел училась в колледже и Radiohead звучали повсюду. «Мы стареем на глазах у окружающих, – подумала она, – но осознаем это почему-то последними».
Кроме них и барменши по имени Гейл, в помещении никого не было. В середине первого бокала Рейчел обратилась к Брайану с просьбой:
– Объясните мне, что случилось во время нашей последней встречи. – (Он непонимающе нахмурился.) – Вы были вместе с антикваром.
Брайан прищелкнул пальцами:
– С Джеком Ахерном, да?
– Да.
– Мы торопились на ланч и столкнулись с вами на вершине Бикон-Хилла.
– Именно. Но я сейчас о вашем тогдашнем настроении. Вы были явно не в себе и не знали, как от меня избавиться.
– Да-да, – кивнул он. – Прошу прощения.
– Вы признаете это?
– Ну да, черт побери. – Брайан поерзал, подбирая слова. – Джек был инвестором дочерней компании, которую я тогда создавал. Ничего особенного, производство ставень и напольных покрытий из редких пород дерева. Ну, а Джек считает себя строгим моралистом, в этом отношении он страшно старомоден. Не то фундаменталист-лютеранин, не то фундаменталист-кальвинист, никак не могу запомнить.
– Я тоже всегда их путаю.
Он криво ухмыльнулся:
– А я был тогда женат.
Рейчел уткнулась в бокал и сделала большой глоток.
– Женаты?
– Ну да. Все шло к разводу, но в тот момент еще не дошло. И я, как торговец, за счет своего брака повышал цену товара для клиента-моралиста.
– Пока что все ясно.
– И тут я вижу, как вы переходите улицу и идете прямо ко мне, и понимаю, что я провалюсь, он обо всем догадается. Я начинаю нервничать, со мной это бывает. В итоге встреча летит к чертям.
– С чем вы не справитесь? О чем он догадается?
Он задрал подбородок и поднял брови:
– Что, и вправду нужно объяснять?
– Вам виднее.
– Я неравнодушен к вам, Рейчел. Моя бывшая вечно пилила меня: «Опять ты любуешься своей подружкой из новостей?» Друзья тоже замечали это. Господи, это началось еще в Чикопи. Джек Ахерн наверняка учуял бы это. Если бы мы с вами зацепились языками посреди Бикон-стрит, он бы все просек. Бросьте.
– Это вы бросьте. Я же не знала об этом.
– А, ну да, конечно. Откуда вам знать?
– Вы могли бы намекнуть.
– По электронной почте? Чтобы вы прочитали это вместе со своим безупречным мужем?
– Он был каким угодно, только не безупречным.
– Тогда я этого не знал. И сам был женат, не забывайте.
– А что она теперь делает?
– Уехала. Вернулась в Канаду.
– Итак, мы оба разведены.
Брайан кивнул и поднял бокал:
– Выпьем за это.
Рейчел чокнулась с ним и опустошила бокал. Они заказали еще по одной.
– Скажите, что вам не нравится в себе самом? – спросила она.
– Не нравится? Я полагал, что вначале надо показать себя с лучшей стороны.
– В начале чего?
– Более тесного знакомства.
– Тесного знакомства? Со свиданиями? У нас свидание?
– Я не думал об этом как о свидании.
– А как же? Мы сидим тут, пьем и пытаемся выяснить, хорошо ли нам друг с другом и стоит ли встречаться дальше.
– Да, действительно, похоже на свидание. – Он поднял палец. – А может, это что-то вроде предсезонной игры в НФЛ.
[30]
– Или весенней тренировки бейсболистов, – добавила Рейчел. – Стойте. Как называются предсезонные матчи в НБА?
– Предсезонные матчи.
– Я понимаю, но должно быть особое название.
– Да нет, только это.
– Вы уверены? Звучит очень банально.
– Ну что же делать.
– А как в НХЛ?
– Хоть убейте, не знаю.
– Вы же канадец.
– Да. Но далеко не образцовый.
Оба рассмеялись – просто потому, что первая стадия сближения, которую ее мать называла «искрой», была пройдена. В какой-то момент – когда они шли по булыжной мостовой, где слышались только их шаги и пахло мокрым воротником плаща Брайана на плечах у Рейчел, или когда переживали двухминутное затемнение, или когда, уже как пара, заглянули в бар, где их встретило мягкое рычание Тома Уэйтса под аккомпанемент затихающего хора, или прямо сейчас, когда они трепались за скотчем и водкой, – знакомство их перешло в новую стадию: взаимное влечение удостоверено, можно двигаться дальше с учетом этого.
– Так, значит… Что мне не нравится в самом себе?
Рейчел кивнула.
Брайан поднял бокал, потом наклонил его и стал гонять кубики льда от стенки к стенке. Шутливое выражение лица сменилось растерянным и грустным, хотя и не совсем безрадостным. Последнее воодушевило Рейчел. Она выросла в безрадостном доме, а потом, решив, что безрадостное осталось позади, умудрилась вступить в безрадостный брак. Она была сыта этим по горло.
– Вам знакомы детские обиды: тебя не принимают в команду, или ты не нравишься тому, кто нравится тебе, или родители отмахиваются от тебя не потому, что ты сделал что-то плохое, а потому, что они вредные раздолбаи?
– Да-да. Очень интересно, что вы можете сказать по этому поводу.
