– Если он все еще преподавал в то время, – заметил Брайан Делакруа, когда Рейчел позвонила ему.
– Ну да.
Однако Брайан согласился, что теперь есть зацепка: он сможет взяться за дело, взять с Рейчел деньги и без угрызений совести смотреться в зеркало по утрам. В конце лета 2001 года Беркширское партнерское сыскное агентство в лице Брайана Делакруа приступило к установлению личности ее отца.
И не установило ничего.
Никто из трех Джеймсов, преподававших в тот год в вузах северного Коннектикута, не подходил. Один был блондином, другой – афроамериканцем, третий – двадцатисемилетним юнцом.
Брайан опять посоветовал Рейчел бросить эту затею.
– Я уезжаю, – добавил он.
– Из Чикопи?
– Да. И выхожу из дела. Не хочу быть частным детективом, слишком это давит на психику. Похоже, я лишь разочаровываю людей, даже если делаю то, для чего меня наняли. Сожалею, что не смог вам помочь, Рейчел.
Она была обескуражена. В ней снова образовалась пустота, вызванная отъездом человека. Пусть даже его роль в жизни Рейчел была невелика, он бросал ее, хотела она того или нет. Права голоса у нее не было.
– А что вы собираетесь делать? – спросила она.
– Думаю, вернусь в Канаду, – произнес он уверенным тоном, будто нашел то, к чему стремился всю жизнь.
– Так вы канадец?
– Канадец, – подтвердил он, негромко рассмеявшись.
– А что у вас там?
– Семейная фирма, торговля лесоматериалами. А у вас как дела?
– В колледже было здорово. А сейчас я в Нью-Йорке, там уже не так весело.
Все это происходило в конце сентября 2001-го, спустя две с половиной недели после разрушения башен Центра международной торговли.
– Да, конечно, – сказал он, нахмурившись. – Конечно. Но я надеюсь, у вас все наладится. Желаю вам всего наилучшего, Рейчел.
Она удивилась тому, как задушевно прозвучало ее имя. В его глазах читалась нежность; Рейчел с некоторой досадой осознала, что находит его привлекательным и что она упустила момент, когда надо было признать это.
– Значит, Канада? – произнесла она.
Еще один негромкий смешок.
– Канада.
Они распрощались.
Целый месяц после одиннадцатого сентября она вычищала сажу и пепел из своей квартиры в полуподвальном этаже дома на Вэйверли-плейс в Гринвич-Виллидж, откуда было рукой подать до большинства разбросанных по городу корпусов Нью-Йоркского университета. В день атаки на башни подоконники в квартире покрылись толстым слоем пыли, состоявшей из волос, осколков костей и обрывков тканей. Пыль оседала мягко, как свежий снег. В воздухе пахло гарью. Рейчел решила пройти к башням, но дошла только до пункта скорой помощи больницы Святого Винсента, где рядами стояли каталки, так и не дождавшиеся раненых. В следующие дни на стенах и на ограде больницы стали вывешивать фотографии с вопросом: «Вы не видели этого человека?»
Нет, она не видела. И теперь уже не увидит.
Вокруг нее были сплошные потери, несопоставимые с тем, что сама Рейчел испытала за всю жизнь. Повсюду она видела горе, безответные молитвы и фундаментальный хаос, принимавший вид всевозможных аномалий – сексуальных, эмоциональных, психологических, моральных – и быстро ставший лейтмотивом общения и нитью, связующей всех.
«Мы все потеряны», – подумала Рейчел и твердо решила как можно крепче забинтовать собственную рану и больше не копаться в ней.
Той осенью она наткнулась в записных книжках матери на две фразы, которые затем неделями повторяла про себя, как заклинание, каждый вечер перед сном:
«Джеймс не был предназначен для нас, – писала Элизабет. – А мы – для него».
2
Молния
Первый приступ паники случился осенью 2001 года, сразу после Дня благодарения. Она шла по Кристофер-стрит и поравнялась с женщиной ее возраста, сидевшей на черной каменной приступке перед входом в кооперативный дом. Женщина плакала, закрыв лицо руками. В те дни в Нью-Йорке такое случалось часто. Люди плакали в парках, в поездах и собственных ванных: одни – молча, другие – громко, навзрыд. И все же Рейчел не смогла пройти мимо.
– Вам плохо? – Рейчел коснулась плеча женщины.
Та отшатнулась:
– Что вам надо?
– Просто хотела убедиться, что у вас все в порядке.
– У меня все хорошо. – Лицо женщины было сухим. Она курила сигарету, чего Рейчел поначалу не заметила. – А у вас?
– Да, конечно, – сказала Рейчел. – Я просто…
Женщина протянула ей несколько бумажных салфеток:
– Это нормально. Вытрите лицо.
У самой женщины даже глаза не были заплаканными. Она вовсе не закрывала лицо – просто курила.
Взяв салфетки, Рейчел почувствовала, что слезы обильно текут по ее лицу и капают с подбородка.
– Все нормально, – повторила женщина.
Но взгляд, обращенный на Рейчел, говорил о том, что у нее не все нормально, даже напротив, все совсем ненормально. Наконец женщина отвела глаза от Рейчел, словно больше не могла выносить это зрелище.
Пробормотав слова благодарности, Рейчел поплелась прочь. На углу Кристофер-стрит и Вихокен-стрит красный фургон ждал зеленого сигнала. Водитель уставился на Рейчел светлыми глазами и улыбнулся ей, обнажив пожелтевшие от никотина зубы. Теперь по ее лицу текли не только слезы, но и пот. В горле застрял ком. Она чем-то подавилась, хотя ничего не ела этим утром. И не могла дышать. Черт побери, она просто не могла дышать! Горло не хотело пропускать воздух. Рот не хотел открываться. Она поняла, что ей обязательно надо открыть рот.
Водитель вышел из кабины. Он подошел к ней: бледные глаза, бледное лицо с ожесточенным выражением, рыжеватые волосы, плотно прилегающие к черепу. И когда он подошел, оказалось…
…Что он черный. И довольно полный. А зубы не желтые. Белые, как бумага. Он опустился на колени рядом с Рейчел (когда это она успела сесть на тротуар?), испуганно глядя на нее карими глазами:
– С вами все в порядке, мисс? Позвать кого-нибудь? Вы можете встать? Давайте я помогу. Держитесь за мою руку.
Она взялась за его руку, и он поднял ее на ноги там, на углу Вихокен-стрит и Кристофер-стрит. И оказалось, что уже не утро. Солнце садилось. Гудзон приобрел янтарный оттенок.
Добрый толстый человек обнял Рейчел, и она расплакалась у него на плече. Плача, она взяла с него обещание, что он никогда ее не оставит.
– Как вас зовут? – спросила она. – Как вас зовут?
Его звали Кеннет Уотермен, и, разумеется, больше они не встречались. Он отвез Рейчел к ней домой в своем красном грузовом автомобиле: сначала Рейчел показалось, что это большой фургон, наверняка пахнущий смазкой и пропотевшим нижним бельем, но на самом деле машина была мини-вэном с креслами для детей и ковриками, усыпанными крошками хлопьев «Чирио». Кеннет Уотермен жил с женой и тремя детьми в районе Фреш-Медоуз в Куинсе и был столяром-краснодеревщиком. Доставив Рейчел домой, он предложил позвать кого-нибудь, кто присмотрит за ней, но она стала уверять, что теперь чувствует себя прекрасно, все хорошо. Просто этот город иногда действует так на людей – ну, вы поняли.
