Он внимательно посмотрел ей в глаза:
– А в банк он заезжал до фотомагазина или после?
– Это второй вопрос подряд.
– Ну, прояви человеколюбие.
Рейчел расхохоталась так, что ее едва не вырвало, – смех человека, выжившего после наводнения или землетрясения. Она смеялась не потому, что Калеб сказал нечто забавное, а потому, что в этом не было ничего забавного.
– Человеколюбие? – переспросила она. – Человеколюбие?
Калеб сложил ладони домиком и опустил на них голову. Смиренный проситель. Мученик, ждущий, что скульптор примется работать над его изваянием. Когда от скульптора не последовало указаний, он поднял голову. Лицо его посерело, под глазами образовались темные круги. Он старел на глазах.
Рейчел взболтнула вино в бокале, но пить не стала.
– Как ему удалось подделать селфи из Лондона?
– Это я подделал. – Он повернул стоявший на столе бокал, сделав полный оборот. – Брайан прислал мне сообщение о том, что тебе нужен его снимок. Я сделал это, пока ты сидела напротив меня в «Гренделе». Все просто: нажать несколько кнопок на телефоне, выбрать изображения и пропустить их через программу обработки. Если бы я вывел изображение на экран приличного монитора с высоким разрешением, ты, вероятно, заметила бы подделку. А селфи в телефоне, будто бы снятое при слабом освещении, – другое дело.
– Калеб, – произнесла она, чувствуя, что вино наконец ударило в голову, – во что вы меня втянули?
– О чем ты?
– Сегодня утром я была женой Брайана. А теперь я… кто? Одна из его жен? В одной из его жизней?
– Ты – это ты, – ответил он.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ты – это ты, – повторил он. – Какой ты была, такой и осталась. Тебя это не затрагивает, ты не изменилась. Ну да, твой муж не тот, кем ты его считала. Но это ничего не меняет. – Он потянулся через стол и обхватил ладонями ее руки. – Ты – это ты.
Рейчел высвободила руки. Калеб не стал убирать свои ладони со стола. Она посмотрела на свой палец с двумя кольцами – обручальное кольцо с бриллиантом, а под ним другое, платиновое, с пятью бриллиантами. Однажды она отдавала кольца в чистку ювелиру на Уотер-стрит (как она теперь вспомнила, обратиться к нему посоветовал Брайан), и старик, увидав их, присвистнул.
– Тот, кто купил вам эти камни, – сказал он, вставив в глаз лупу, – должен очень сильно любить вас.
Сейчас ее руки задрожали, когда она посмотрела на них и на эти камни. Рейчел спросила себя, есть ли в ее жизни хоть что-нибудь подлинное. В течение трех последних лет она выбиралась из пещер безумия – сначала ползла, а затем карабкалась, устремляясь к свету, пытаясь восстановить нормальную жизнь и свою личность. Это были шаги ребенка, который учится ходить, шатаясь под вихрем сомнений и ужаса. Или шаги слепой женщины, бредущей по бесконечным коридорам незнакомого здания и не знающей, как она сюда попала.
Но нашелся тот, кто помог ей. Тот, кто взял ее за руку и прошептал: «Доверься мне». Она доверилась, и он вывел ее на солнечный свет.
Это был Брайан.
Брайан верил в нее, хотя остальные давно уже в ней разуверились. Он вытащил ее из безнадежного мрака.
– И все это была ложь?
Рейчел с удивлением осознала, что произнесла это вслух, и увидела, что на мраморную стойку, на ее руки, на кольца капают слезы. Капли, слегка жгучие, стекали по щекам и по скулам, заползали в уголки рта. Она хотела достать бумажный платок, но Калеб опять схватил ее за руки.
– Все нормально, – сказал он. – Тебе надо выплакаться.
Рейчел хотела ответить ему, что все ненормально и что не надо хватать ее за руки, но потом высвободила их сама и бросила:
– Уходи.
– Что?
– Я сказала: «Уходи». Я хочу побыть одна.
– Я не могу оставить тебя одну.
– Со мной все будет в порядке.
– Нет, – сказал он. – Ты слишком много знаешь.
– Я… что?
Она была не в силах повторить эти слова, в которых звучала угроза. Чем еще это могло быть, если не угрозой?
– Ему не понравится, если я оставлю тебя одну.
– Потому что я слишком много знаю?
Она все-таки смогла произнести это.
– Ну, ты понимаешь, что я имею в виду.
– Нет, не вполне.
Она оставила пистолет на кресле, около большого окна.
– Мы с Брайаном влезли в это дело очень давно, – пояснил Калеб. – Тут замешаны большие деньги.
– Насколько большие?
– Очень большие.
– И ты думаешь, что я могу кому-нибудь рассказать?
Он улыбнулся и хлебнул бурбона.
– Не думаю, что ты действительно станешь рассказывать об этом, но такая возможность не исключена.
– Понятно. – Рейчел подошла с бокалом вина к окну, и Калеб тут же последовал за ней. Оба стояли возле кресла и смотрели на ночные огни Кембриджа. Если бы Калеб посмотрел вниз, то увидел бы пистолет. – И именно поэтому ты женился на женщине, которая не говорит по-английски?
Он ничего не ответил. Рейчел старалась не смотреть на кресло.
– И не знает никого в этой стране? – добавила она.
Бедро Калеба слегка придвинулось к креслу, но он не отводил глаз от отражения Рейчел в окне.
– И поэтому Брайан женился на женщине, безвылазно сидящей дома?
– Все это может кончиться очень хорошо для всех, – сказал Калеб, встретившись с ней взглядом в темном стекле. – Не надо ничего портить.
– Ты мне угрожаешь? – спросила она тихо.
– По-моему, это ты сегодня угрожаешь нам.
Взгляд у него был такой же, как у Поля с Гаити, преподавателя и насильника.
По крайней мере, так ей показалось в тот момент.
– Ты знаешь, где Брайан? – спросила она.
– Я знаю, где он может быть.
– Можешь отвезти меня к нему?
– С какой стати?
– Он должен все мне объяснить.
– Или?
– Что «или»?
– Это я спрашиваю. Ты ведь имеешь в виду: «А иначе случится то и это».
– Калеб, – сказала она, ненавидя себя за нотки отчаяния в голосе, – отвези меня к Брайану.
– Нет.
– Почему «нет»?
– У Брайана есть кое-что, нужное мне. Моей семье. Но он ничего не говорит мне. Мне это не нравится.
Рейчел опять почувствовала, что вино мешает ей соображать.
– Брайан… что-то взял? В фотомагазине?
– В фотомагазине, – кивнул он.
