В тот день мы с сестрой Чзян Кон направлялись на конференцию в штате Нью-Йорк, на которую ожидалось около 600 человек. По случайному совпадению госпиталь оказался нам как раз по пути. Когда мы зашли в палату, дочь Альфреда, Лаура, пыталась привести его в сознание. «Альфред, Альфред! – кричала она. – Тит пришел, Тит пришел! Пришла сестра Чзян Кон! Очнись!» Но Альфред не приходил в себя.
Сестра Чзян Кон стала напевать стих из сутры, которую написал сам Будда. Звучит он примерно так:
Это тело не я сам, я не узник этого тела.
Я – безграничная жизнь. Я не рождался и никогда не умру.
Посмотри на океан и наполненное звездами небо,
Все это – проявления моего истинного чудесного разума.
До начала времен я уже был свободен.
Рождение и смерть – всего лишь двери, через которые мы проходим,
Этапы нашего прекрасного путешествия.
Рождение и смерть – все это просто игра в прятки.
Так что смейся вместе со мной,
Держи меня за руку,
И скажем друг другу «До свидания»,
Скажем «До свидания», чтобы встретиться снова.
Мы встречаемся сегодня
И встретимся снова завтра,
Мы встретимся в истоках каждого мгновения,
Мы встретимся во всем, что живо.
Когда сестра Чзян Кон пропела этот стих в третий раз, Альфред очнулся и открыл глаза. Мы очень обрадовались. Лаура спросила его: «Ты знаешь, что Тит и сестра Чзян Кон здесь?» Альфред не мог нам ответить, но глазами дал понять, что он знает – его друзья рядом.
Затем сестра Чзян Кон начала поливать его семена счастья. Она говорила о нашей борьбе за окончание войны во Вьетнаме и о том, сколько радости Альфред, подобно Анатапиндике, получал от этой работы. «Помнишь, как мы были в Риме? – спросила она. – Там было триста католических священников, и каждый из них нес портрет одного из буддийских монахов, которых посадили в тюрьму, потому что они отказались идти воевать.
Альфред, помнишь ли ты, как ты встретился в Сайгоне с достопочтенным Три Чуанем, лидером вьетнамского пацифист ского движения во Вьетнаме? За день до этого США решили начать бомбардировку Вьетнама. Достопочтенный Три Чуань был очень зол и отказался принимать американцев. Но ты сел прямо у его двери и заявил, что ты друг, а не враг. Ты сказал: „Я здесь, чтобы помочь вам, и я буду сидеть здесь, отказываясь от пищи, пока ты не впустишь меня!“ И достопочтенный монах тебя впустил. Помнишь ли ты это?»
Сестра Чзян Кон поливала семена счастья умирающего, потому что она знала, что Альфред очень сильно страдал. Неожиданно он открыл рот и заговорил: «Прекрасно, прекрасно». Он повторил это слово два раза. Самым прекрасным, конечно, было то, что в это мгновение рядом с ним были друзья, которые хотели ему помочь и поддержать его. Когда пришло время нам уходить, я сказал его семье: «Продолжайте эту практику, разговаривайте с ним о том, что доставляет ему радость».
В другой раз старшая сестра сестры Чзян Кон была при смерти, она лежала, не приходя в себя, и испытывала такие сильные страдания, что кричала и извивалась от боли. Врачи делали все, что могли, чтобы облегчить ее муки, давали ей обезболивающие, но это не помогало. Сестра Чзян Кон пришла навестить умирающую и принесла с собой кассету, на которой была записана вьетнамская молитва бодхисаттве великого сострадания, которую читали монахи и монахини Сливовой деревни. Она надела своей старшей сестре наушники и сделала звук погромче, чтобы та могла его услышать даже сквозь свою боль. Через две минуты ее сестра перестала извиваться, кричать, на нее снизошло умиротворение. Почему? Потому что в ней уже были семена этой молитвы. Еще совсем маленькой девочкой она посетила буддийский монастырь и слышала, как монахи распевали свои молитвы. В ней уже были семена умиротворенности, веры и сострадания, но из-за очень тяжелой жизни ей никогда не удавалось полить их. Теперь же сестра Чзян Кон смогла помочь ей в этом. Умирающая стала очень спокойной и пребывала в состоянии умиротворения вплоть до своей кончины. Врачи, которые наблюдали это, включая ее собственную дочь, были поражены. Все лекарства оказались бессильны. И только запись молитвы смогла прорваться через страдания больной и позволила притронуться к ее семенам духовности. Мы должны помнить, что у нас всех есть такие семена и никогда не поздно начать их поливать.
Вы нечто большее, нежели это тело и разум
После того как Шарипутра полил семена счастья в Анатапиндике, поговорив с ним о Трех Сокровищах, он провел для него контролируемую медитацию о шести чувствах.
«Слушай, мой друг, – сказал Шарипутра. – Давай попробуем вместе. Вдыхая, я знаю, что это тело не есть я сам. Выдыхая, я знаю, что я не узник этого тела. Эти глаза не есть я. Я не узник этих глаз. Эти уши не есть я. Я не узник этих ушей. Этот нос не есть я, я не узник этого носа. Этот язык не есть я, я не узник этого языка. Это тело не есть я, я не узник этого тела. Этот разум не есть я, я не узник этого разума».
Мы привыкли отождествлять себя с собственным телом. Представление о том, что наше тело и есть мы, сидит очень глубоко в нас. Но мы не просто тело, мы нечто гораздо большее.
Идея о тождественности нашего тела и нас – это та идея, от которой следует избавиться. Если мы этого не сделаем, то будем очень сильно страдать. Мы есть сама жизнь, а жизнь гораздо шире этого тела, этой концепции и этого разума.
ВЫ ДУМАЕТЕ, ЧТО ДРУГИЕ ЛЮДИ ПРЕБУДУТ С ВАМИ ВСЕГДА, НО ЭТО НЕПРАВДА, ОНИ НЕПОСТОЯННЫ ТАК ЖЕ, КАК ВЫ САМИ. ТАК ЧТО ЕСЛИ ВЫ МОЖЕТЕ СДЕЛАТЬ ИЛИ СКАЗАТЬ ЧТО-ТО, ЧТОБЫ ОСЧАСТЛИВИТЬ ДРУГИХ, ДЕЛАЙТЕ И ГОВОРИТЕ ЭТО ПРЯМО СЕЙЧАС. ИЛИ СЕЙЧАС, ИЛИ НИКОГДА.
«Эти состояния сознания есть я сам» – от подобной мысли также стоит избавиться. Поэтому когда кто-то умирает, в первую очередь мы обязаны помочь этому человеку освободиться от того, чтобы идентифицировать себя с телом и разумом. Мы не узники наших чувств или же тела и разума. Мы должны стать свободными от идеи о том, что «Я есть тело, я есть разум». Когда мы избавимся от этих идей, мы станем больше, глубже и свободней, чем наш разум.
Уничтожение тела – это не конец, это лишь прекращение проявления вовне. Когда условия перестают соответствовать требуемым, проявление прекращается. Ведь чтобы огонь горел, нужно топливо, как только топливо заканчивается, огонь исчезает. То же самое можно сказать о теле и разуме – для того чтобы данные проявления продолжались, должны быть определенные условия. Как только эти условия меняются, то проявление прекращается, чтобы возобновиться когда-нибудь в будущем.
«Эти формы не есть я, и я не узник этих форм, – продолжал Шарипутра. – Эти формы – в сего лишь объекты зрения, когда свет падает на глаза, зрение проявляется как сознание образов и цвета. Но я не есть эти формы».
«Когда язык касается чего-либо, обладающего вкусом, то проявляется осознание вкуса, мы осязаем вкус вещей. Но вкус не есть я, я не узник вкусов, запахи не есть я, я не узник запахов, любые осязаемые объекты не есть я, я не их узник, даже мысли и идеи не есть я, я не узник мыслей или идей».
