Из таких комплексов, сомнений и амбиций по кирпичику выстраивается своего рода «невидимая стена», отделяющая «золотое гетто» от остального мира. Но если для взрослых социальная изоляция — это их сознательный выбор, то ребенок — заложник ситуации.
Дети из обычных семей гуляют во дворе, ходят с родителями за покупками, а став постарше, сами добираются в школу, выполняют родительские поручения и таким образом набираются опыта и впечатлений. Сначала это мозаика из случайных фактов, наблюдений, услышанных историй. Но из нее постепенно складывается ясное и вполне достоверное представление о реальной жизни.
«Золотой» ребенок не знает, что такое рынок, химчистка, аптека. Куда бы он ни отправился — в школу, в гости, в театр, в музей, его перевозят на автомобиле — от двери до двери. Незапланированные контакты, неожиданные встречи или случайные события просто исключены. Общение ограничено кругом родственников и друзей родителей, таких же успешных и состоятельных.
Дети быстро перенимают принятую в этой среде оценку окружающих по формальным, внешним признакам: сколько стоит твой автомобиль, какие на тебе часы, где ты учишься, какую должность занимает твой папа, чем владеет твоя семья. Если это дорого и «на должном уровне», значит, ты умный и приятный в общении человек, если «не добираешь» — тебя отсекают как недостойного.
Деньги становятся мерой всех вещей, а успех в его денежном выражении — самым верным знаком и правоты, и ума, и даже, как сказал бы Макс Вебер, богоизбранности. Эта «мифология денег» позволяет успешным людям не только испытывать чувство превосходства над теми, кто не сумел разбогатеть, но и приписывать «неудачникам» негативные качества — глупость, трусость, нерасторопность, лень. Проще говоря, «если ты такой умный, то почему такой бедный?». Отсюда и плохо скрываемое презрение к слабым, аутсайдерам, «лузерам», и своего рода «социальный нарциссизм». Все это в той или иной форме транслируется детям, и мир для ребенка делится на две части: одна — это избранные, к которым принадлежит и его семья, а вторая — так называемые нищеброды, плебс.
Если папы, как правило, включены в широкий социальный контекст, то мамы в большинстве своем не выходят за пределы привычного круга общения и не выпускают из него детей. А ведь именно мамы занимаются воспитанием. Буквально с пеленок они строго изучают «контингент» — сначала детских садов, потом школ, всех потенциальных друзей и одноклассников просеивают, как сквозь сито: что за семья, кто родители, где живут, чтобы исключить нежелательные контакты.
Родители хотят, чтобы друзья детей тоже были «под стать», и дети нередко лишены права выбирать себе друзей. Родители все за них решают, требуют знакомить с приятелями, редко куда-нибудь отпускают одних. Ровесников они видят в основном на отдыхе и по праздникам, когда приходят гости с детьми или все отправляются в ресторан, где малышей развлекают в специально организованном пространстве.
Когда родители вдруг замечают, что ребенок ни с кем не дружит, прячется за компьютер или сиднем сидит в загородном доме, они пытаются что-нибудь предпринять — ведут его к психологу или на тренинг. Есть спрос — будут и предложения, в том числе сомнительные. На рынке, например, появилась услуга «купи друга». «Друзьями» богатых детей становятся умные, воспитанные, аккуратные мальчики и девочки из приличных, но, увы, бедных семей, нуждающихся в деньгах. Будущих «друзей» заранее знакомят с особенностями «клиента», рассказывают о его характере, интересах, проблемах, а потом «внедряют» в семью. Подружившись, дети вместе ездят в путешествия и на экскурсии, иногда «друг» даже помогает в учебе или работает над тем, чтобы избавить «клиента» от какой-нибудь вредной привычки. При этом ребенку, конечно, не говорят о том, что «друга» ему купили. Сент-Экзюпери писал в «Маленьком принце»: «У людей уже не хватает времени что-либо узнавать. Они покупают вещи готовыми в магазинах. Но ведь нет таких магазинов, где торговали бы друзьями, и потому люди больше не имеют друзей». Однако времена меняются.
Казалось бы, о какой изоляции может идти речь, если дети из богатых семей много путешествуют? Однажды я возвращалась из Парижа, и моими соседями в салоне самолета были совладелица юридической фирмы и ее десятилетняя дочка. Они провели в Париже всего три дня: свободного времени у мамы было катастрофически мало, а ей хотелось отдохнуть и забыть о делах. Мы разговорились, я сказала, что работаю над книгой о бедных детях богатых родителей. Моей попутчице эта тема была близка, ведь у нее росла дочь. Она согласилась с тем, как важно прививать детям правильные представления о мире и людях, расширять их кругозор, используя любую возможность.
А потом мы заговорили о парижских впечатлениях. Оказалось, что все три дня они провели в магазинах и мишленовских ресторанах, где мама со своими парижскими приятельницами бурно обсуждала покупки, наряды из последних коллекций, цены, светские мероприятия. А как же Лувр? А Центр Помпиду? А прогулки по городу — не по парадным авеню, не по Елисейским Полям, а по старым улочкам, где можно посидеть в недорогих кафе и пообщаться с настоящими парижанами — ведь девочка учила французский с четырех лет? Нет, этого в программе не было. На мой вопрос «Как тебе понравилось в Париже?» девочка безразлично ответила: «Да как везде». Для нее это действительно было «как везде и как всегда» — что в Париже, что в Милане, что в Нью-Йорке. Список мест, где она успела побывать, поражает своим разнообразием, а мир, который она при этом видела, — однообразием. Меняются названия, а по сути ничего нового: все те же лимузины, магазины, рестораны, те же мамины подруги, те же разговоры.
Действительно интересные, образованные родители, у которых есть возможность рассказать и показать, «раздвинуть рамки», «расширить горизонты» для своих детей, фактически предлагают им один и тот же глянцевый вариант с небольшими поправками на место и время. Получается, как в старом рекламном слогане: «При всем богатстве выбора другой альтернативы нет». Вместо пестрой, разнородной, подчас противоречивой картины жизни дети видят ее маленький, выхолощенный, отформатированный и тщательно подретушированный фрагмент. А остальная часть «полотна» от них скрыта: все, что происходит за границами «гетто», для них как неосвоенный космос, им неизвестны действующие там правила и непонятны живущие там люди.
Можно возразить: почему мы говорим об однородности среды, когда вокруг ребенка вьется целый рой «других» взрослых — это учителя, тренеры, инструкторы, няни, гувернантки, водители, охранники, горничные. Вот же они, люди из «обычного» мира, с разным образованием, профессиональным и жизненным опытом. Но все эти взрослые занимают по отношению к ребенку особую позицию — они работают на его родителей, а значит, зависят и от них, и от него.
Зависимое взрослое окружение
Чем богаче семья, тем больше в доме прислуги: ребенка поднимут утром, накормят завтраком, оденут, обуют, причешут, доставят на занятия, позаботятся о его безопасности. При этом система взаимоотношений с домашним персоналом, как правило, не отлажена.
Большинство богатых россиян — первое поколение, нанимающее работников в дом. Особенно трудно приходится женщинам, у которых нет опыта управления людьми. Представления о взаимоотношениях с горничными, поварами и садовниками нередко формируются под влиянием телесериалов о властных хозяевах и послушной, благодарной «челяди». Новоиспеченных хозяек богатых домов зачастую бросает в крайности. Они либо слишком приближают к себе нянь и домработниц, делая их подругами и чуть ли не членами семьи, либо, наоборот, унижают и оскорбляют.
