Салли вернулась на кухню. Сергей, галантный, хоть и почти безмолвный, предложил ей большой мешковатый свитер, явно связанный из той же шерсти, что и ковер. Хотя от него сильно пахло тем, кто носил его до этого, она надела свитер: на базе все-таки чувствовался марсианский холод. Ее накормили поздним обедом – капустой, свеклой и даже парой мелких сморщенных яблок, которые, как она поняла, считались сокровищем и были поданы в знак особого почета. Ей также предложили водку, но она отказалась, и кофе, или некое его переваренное подобие, – и на него она согласилась.
Прежде чем стало темнеть, Алексей настоял на том, чтобы показать ей остальную часть базы.
– Я биолог на станции, – произнес он с некоторой гордостью. – Но среди прочего приходится быть и врачом. В такой малочисленной команде мы все исполняем много ролей…
Купола соединялись прозрачными пластиковыми туннелями, поэтому можно было перемещаться по базе, не подвергаясь воздействию марсианской среды, но на случай нарушения давления имелись простые самогерметизирующиеся шлюзы. Поскольку таким образом была объединена вся база, Салли чувствовала вонь тел непрерывно, хотя та и становилась тем слабее, чем дальше они отдалялись от основного жилища. Алексей настаивал, чтобы Салли все время держала свою кислородную маску у шеи на случай, если произойдет пробой в стене. Салли, прожившую на Долгой Земле в одиночестве не один десяток лет, не требовалось убеждать в том, чтобы соблюдать меры предосторожности.
Некоторые купола были промышленными – там компактные, грубые на вид машины расщепляли марсианскую атмосферу и воду, производя пригодный для дыхания воздух и используемые как топливо метан и водород, либо перерабатывали ржавую пыль в железо. Алексей сказал, что они работали над «комплектами Зубрина», предназначенными для того, чтобы производить метан и кислород в более суровых условиях типичных версий Марса, таких, как Базовый Марс.
– На такие скудные Марсы водород приходится завозить. Зато одна его тонна, переработанная с марсианским воздухом, дает шестнадцать тонн метана и кислорода – так что, как видишь, окупается с лихвой.
Они прошлись по куполам, где ютились заботливо возделываемые грядки картофеля, батата и зеленой фасоли. Успехи россиян вызывали лишь сожаление – и причиной тому служило качество почвы, которую они пытались создать из марсианской пыли.
– Это непросто, ведь обычная земля здесь – это просто ржавый песок с сульфатами и перхлоратами…
Они привезли сюда даже земляных червей, но пока их достижением оставались лишь хилые, желтоватые побеги.
За пределами куполов под действием марсианской стихии Алексей устроил небольшой ботанический сад, в котором с гордостью представил Салли свою коллекцию местных растений. Кактусы были сморщенными и затвердевшими, а деревья – из семян, собранных у взрослых растений на склонах горы Арсия, – едва сумели прорасти.
Но с особенной гордостью он показал ей группу растений в несколько футов высотой, похожих на мороженое из желтоватых листиков на постаменте из зеленых листьев.
– Как тебе такое?
Она пожала плечами:
– Выглядит уродливо. Но зелень такая, что оно скорее земное, чем марсианское.
– Так и есть. Это Rheum nobile, ревень благородный – или, точнее, его генетически подправленная версия. Он растет в Гималаях. А эти желтые листочки облекают семеноносный стебель. И он приспособлен к большой высоте и, как видишь, к разреженному воздуху. Так что эта желтая колонна как бы играет роль естественной теплицы.
– Ух ты. Значит, теперь он растет и на Марсе.
Теперь пожал плечами Алексей:
– Да, это одно из земных растений, которое почти прижилось на Марсе – по крайней мере, этом Марсе. А стебли еще и можно есть, ням-ням.
Последним его сюрпризом, хранившимся в отдельном куполе, оказалось небольшое стадо альпак – неуклюжих на вид зверушек, привезенных эмбрионами с южноамериканских гор. Здесь они обдирали низкую траву, что росла у них под ногами, разглядывая людей, – на их шерстистых, по-своему обаятельных мордашках отражалось любопытство.
– Ах, так вот откуда у вас та шерсть, – догадалась Салли. – И кожа для вигвамов.
– Точно. Мы надеемся, что их потомки как-нибудь приспособятся выживать в диких марсианских условиях, хотя бы на этом Марсе. Конечно, нам, возможно, придется выращивать для них земную траву. И если получится с альпаками, то почему не заняться и людьми? Сегодня условия конкретно этого Марса похожи на те, что существуют на Земле на высоте шести миль или около того. Самый высокогорный город на Базовой Земле находится в Перу – там высота около трех миль. Люди не могут жить намного выше этого, я имею в виду постоянно, – или, точнее, мы не можем. Но наши дети могут быть другими. Этот Марс почти пригоден – для нас, для альпак…
– Для ревеня.
– Именно. Это наша миссия, определенная Москвой. Мы, русские, всегда смотрели на звезды, а открытие практически обитаемой версии Марса здорово воодушевило наших ученых и философов. Мы трое оказались в авангарде, и нас отправили сюда выяснить, как люди смогут жить в таком мире, а заодно изучить те формы жизни, которые здесь уже приспособились.
– В авангарде? Значит, прибудут еще?
– По плану Марсоград к этому времени уже должен был стать полноценным городом. Но ваш американский супервулкан положил этому конец, как и всем остальным амбициям России. Но мы остались здесь и продолжаем исследования…
Работая практически в одиночку, Алексей Крылов сумел создать на этом относительно милостивом Марсе немало чудных форм жизни.
– Я собрал образцы из различных сред – от глубоких влажных долин до склонов больших вулканов, где жизнь уже прощупывает подступы к космосу. У кактусов жесткая, плотная корка, которая почти полностью закрывает их водяные поры. У деревьев стволы твердые, как цемент, а листья – жесткие, как иголки, чтобы удерживать влагу. И не думай, что эти формы жизни примитивны. Они выживают в чрезвычайно суровых условиях, они очень развиты, очень приспособлены, очень эффективно используют свою массу и энергию. И кактусы, и деревья усердно фотосинтезируют – то есть используют энергию солнечного света для своего роста. А фотосинтез, кстати, – это процесс, известный на Земле, так что кажется очевидным, что жизнь была занесена на этот Марс с Земли.
– Я не понимаю, – Салли сдвинула брови. – Это Дыра. Здесь нет Земли.
– Да, но есть другие соседние Земли…
И он рассказал, что, когда Марс – любая версия Марса – был молодым, он, вероятнее всего, был теплым и влажным, с воздухом и океанами. Во многом он напоминал Землю – и был даже плодороднее, – и биологи полагают, что в первый миллиард лет или около того здесь, в этом молодом и богатом мире, могли зародиться сложные формы жизни, животные. На Земле для этого понадобилось на несколько миллиардов лет больше времени.
Но Марс меньше Земли и дальше от Солнца, и эти обстоятельства стали для него роковыми. Когда геология перестала развиваться и вулканы потухли, а сквозь верхние слои атмосферы стал пробиваться солнечный свет, Марс лишился большей части своего воздуха. Вода замерзла у полюсов либо отступила, сформировав вечномерзлый грунт либо подземные водоносные слои.
