работает
{326}.
На Майка произвело впечатление исследование Сары, так как оно показывало, что шимпанзе не могут сделать правильный выбор с настоящими конфетами. Очевидно, что проблема заключалась в самоконтроле. Когда он попробовал провести подобный эксперимент со своими шимпанзе, они также провалили задание. Идея Сары заменить конфеты числами оказалась блестящей. Возможно, дело было в том, что символы отодвинули на задний план стремление шимпанзе к удовольствиям, но обезьяны, обученные обращаться с числами, действительно хорошо справлялись с тестами. Когда я спросил, проводились ли подобные эксперименты с детьми, ответ Майка показал, какое значение придают исследователи познавательных способностей животных сопоставимости сравнений: «Возможно, проводились, не могу припомнить, но, наверное, детям все объясняли, а я бы предпочел, чтобы не объясняли ничего. Мы же не можем ничего объяснить обезьянам».
Знаю, что ты знаешь
Утверждение, что только люди мысленно запрыгнули в поезд времени, оставив все остальные виды стоять на платформе, связано с фактом, что наше сознание может перемещаться в прошлое и будущее. Нам трудно признать, что другие виды обладают чем-то похожим на сознание. Но это противодействие создает проблемы: не из-за того, что мы намного больше узнали о сознании, а потому, что мы получаем все новые данные о событийной памяти, планировании будущего и самоконтроле у других видов. Нам следует либо отказаться от представления, что эти способности нуждаются в сознании, либо согласиться с тем, что животным также может быть присуще сознание.
Помехой в решении этих вопросов служит метапознание, которое буквально означает «знание о знании» или «мышление о мышлении». Когда соперникам в игровом развлекательном представлении разрешается выбрать тему, они, разумеется, называют ту, с которой знакомы лучше всего. Это и есть метапознание в действии, потому что означает, что они знают, что они знают. Точно так же я могу сказать: «Погодите, это вертится у меня на языке!» Другими словами, я знаю, что мне известен ответ, но нужно время, чтобы его вспомнить. Студент, поднимающий руку в ответ на заданный вопрос, также полагается на метапознание, потому что думает, что знает решение. Метапознание основано на организующей функции мозга, позволяющей контролировать собственную память. Мы связываем эту способность с сознанием, и именно поэтому метапознание расценивается как уникальная способность человека.
Изучение этой способности у животных началось с неопределенного ответа, замеченного Толменом в 1920-х гг. Крысы, которых он исследовал, судя по всему, сомневались в решении сложного задания. Это выражалось в том, что они «оглядывались и бегали из стороны в сторону»
{327}. Такое поведение было примечательно, потому что в то время считалось, что животные просто реагируют на стимулы. При отсутствии внутреннего мира откуда взяться сомнениям в принятии решения? Десятилетия спустя американский психолог Дэвид Смит дал бутылконосому дельфину задание различать высокие и низкие звуки. Дельфин, восемнадцатилетний самец по имени Натуа, содержался в бассейне в Центре исследования дельфинов во Флориде. Как и у крыс Толмена, степень уверенности дельфина была очевидна. Он плыл с разной скоростью, чтобы ответить на вопрос, в зависимости от того, насколько сложно было различить два звука. Если они сильно отличались, дельфин приплывал на такой скорости, что поднимаемая им волна грозила затопить электронную аппаратуру, которую пришлось покрыть пластиком. Если же звуки были похожи, Натуа замедлял ход, тряс головой и плескался между двумя педалями, которые он должен был нажать, чтобы определить низкий и высокий звуки. Он не знал, какую педаль выбрать. Смит решил подробно изучить проявление неуверенности у дельфина, учитывая предположение Толмена, что это качество может быть связано с сознанием. Исследователь создал для дельфина условия, при которых он мог выйти из игры. Была поставлена третья педаль, которую Натуа мог нажать, если он нуждался в новой попытке с более четким различием звуков. Чем сложнее был выбор, тем чаще дельфин прибегал к третьей педали, очевидно понимая, когда у него возникает проблема с правильным ответом. Так появилась область изучения метапознания у животных
{328}.
Ученые обычно использовали два подхода. Один состоял в том, чтобы изучать состояние неуверенности, как в случае с дельфином, а другой предполагал выяснить, понимают ли животные, что им не хватает информации. Первый подход оказался успешным с крысами и макаками. Роберт Хэмптон, в настоящее время сотрудник Университета Эмори, давал макакам задание на запоминание с помощью сенсорного экрана. Обезьяны видели сначала один рисунок, например розовый цветок, затем делалась пауза, после которой им предлагалось несколько изображений, включая розовый цветок. Пауза продолжалась разное время. Перед каждым показом изображений у макак был выбор, соглашаться на выполнение задания или нет. Если они соглашались и правильно указывали изображение, то получали арахис. Но если они отказывались, то им доставался ежедневный скучный обезьяний корм. Чем дольше была пауза, тем чаще обезьяны отказывались от выполнения задания, несмотря на щедрое вознаграждение. По-видимому, они сознавали, что изображение стирается в их памяти. Периодически макакам давали задание, не предполагавшее возможности отказа. В этом случае их результаты были посредственными. Другими словами, у обезьян была причина отказываться от заданий, которая состояла в том, что они не могли положиться на свою память
{329}. Подобный тест с крысами дал сходные результаты: грызунам лучше всего удавались задания, которые они намеренно решили выполнять
{330}. Таким образом, как макаки, так и крысы вызывались выполнять тесты, только когда чувствовали себя уверенно, а это предполагает, что они знали, что они знают.
Второй подход связан с поиском информации. Например, сойки наблюдали через смотровые отверстия, как прячут пищу — мучных червей, а затем птиц впускали в помещение, чтобы они могли их найти. Через одну смотровую щель сойки могли видеть, как экспериментатор кладет мучного червя в одну из четырех открытых чашек, а через другую — другого экспериментатора с одной открытой чашкой и тремя закрытыми. Во втором случае было очевидно, где окажется мучной червь. Прежде чем попасть в помещение, чтобы найти червей, сойки проводили больше времени, наблюдая за первым экспериментатором. Видимо, птицы понимали, что эта информация для них важнее
{331}.
С обезьянами проводились тесты, в которых экспериментатор прятал пищу в одной из нескольких горизонтальных трубок. Конечно, приматы помнили, где он спрятал пищу, и уверенно выбирали нужную трубку. Но если пищу прятали втайне от обезьян, они сомневались, на какой трубке остановить свой выбор. Обезьяны заглядывали в трубки, наклоняясь, чтобы лучше видеть, прежде чем принять решение. Они осознавали, что нуждаются в дополнительной информации для успеха
{332}.
