– Ужасно, – говорит Чарли, прерывая мои мрачные размышления. – Ты помнишь, как это произошло?
Пару секунд я молчу. Смерть мамы мы с папой переживали в общем-то так же, как нынешнюю ситуацию: улыбку на лицо – и вперед. Можно подумать, беда рассосется, если делать вид, что ее нет.
– Главным образом я помню папу. Я смотрела, как он притворяется счастливым, чтобы я была счастлива. А я притворялась счастливой, чтобы был счастлив он. И знаешь, в какой-то степени мы действительно делали друг друга счастливыми. Мы вместе научились тосковать по ней так, чтобы горе не захлестывало нас с головой.
Чарли кивает:
– Да. Мне кажется, вы с твоим папой действительно очень близки.
Я пожимаю плечами, глядя в окно на Кассиопею. Древние греки верили, что она привязана к трону в наказание за тщеславие. Может быть, я тоже заслужила ПК, сделав что-то ужасное, и теперь сижу в заточении в своем доме, в своей комнате, каждый день до захода солнца?
– Да. Временами мне даже хочется, чтобы он знал меня не так хорошо, – говорю я.
Это не совсем правда. Я понимаю, как мне повезло, что мой папа так меня любит и понимает. Но мне не хватает любви и понимания других людей, моих сверстников. Я бы очень хотела тоже поехать осенью в колледж, вместо того чтобы просто смотреть, как чужие вселенные расширяются, а моя сжимается. Мое положение угнетает меня, особенно в последнее время. Недавно я поняла, что из-за моей болезни даже самые близкие люди никогда не будут относиться ко мне как к взрослому человеку. Никогда не перестанут пасти и нянчить меня.
– Ну? Теперь десерт? – спрашивает Чарли.
Я киваю.
– Протяни руки и закрой глаза.
– Только не это! – вздыхаю я, но все-таки выполняю команду.
Чарли высыпает что-то мне в ладони.
– Можешь смотреть.
Это разноцветное драже из такой же пачки, которую Чарли несколько раз подбирал и возвращал мне в день нашего знакомства, перед тем как я убежала хоронить несуществующего кота. Я улыбаюсь.
– Почти приехали! – сообщает Чарли.
Я выглядываю в окно и вижу на горизонте небоскребы Сиэтла. Даже не знаю, чего я ожидала, но это потрясло меня до глубины души: впервые в жизни я приехала в большой город! Хочу увидеть все: и башню Спейс-Нидл, и другие достопримечательности. Любопытно, каково это – жить и работать в мегаполисе, гудящем день и ночь?
– Сиэтл?! Круто!
Поезд останавливается, мы выходим. Куда мы идем, не знаю. Думаю, у Чарли тоже нет определенного плана. Наверное, он решил: «Приедем, а там видно будет. Сориентируемся по ходу». Мы просто гуляем и оказываемся у моря. Здесь все так ново, так интересно! Мне нравится любоваться огнями, которые как будто никогда не гаснут! Честное слово: ничего большего и не нужно.
Улицы вьются бесконечным лабиринтом, на каждом шагу кафе. Я кручу головой, разинув рот. Детям, по-моему, уже пора спать, но многие до сих пор сидят за столиками вместе с родителями. Парни в узких штанах, с хипстерскими усами и бородами попивают кофе, уткнувшись в свои гаджеты. Влюбленные чокаются бокалами с шампанским.
Но что меня особенно поражает, так это количество уличных артистов. В нашем городке я была одна. Здесь, в Сиэтле, чуть ли не у каждого второго какой-нибудь талант. Вот фокусник рвет на мелкие клочки стодолларовую бумажку. Опля! Она опять целая. А вон там, в парке, парни, раздевшись до пояса, танцуют самый крутой брейк, какой я только видела: закручиваются кренделями, вертятся на головах, делают сальто назад, перепрыгивая друг через друга. Попадаются люди, наряженные и загримированные под статуи: что с ними ни делай – и пальцем не пошевелят. Проверено на собственном опыте: мы с Чарли изо всех сил пытались рассмешить Майкла Джексона, выкрашенного серебрянкой, а у него на лице ни один мускул не дрогнул. Мы просто сфотографировались с ним и оставили ему несколько долларов.
Ну и конечно же, здесь много певцов. Причем с прекрасными голосами. Если бы я жила здесь, мне приходилось бы выдерживать жесткую конкуренцию. Наверное, следовало бы радоваться, что я от этого избавлена, но мой мозг сверлит мысль: «Давай! Расчехляй гитару! Покажи, что тоже умеешь дергать струны! Пусть и твоя песня вольется в это многоголосье!» Я вдруг почувствовала себя так, словно оказалась в кругу своих. Среди людей, с которыми можно до рассвета петь, играть, разговаривать о музыке и о стихах. Все это ждет меня здесь!
Мы с Чарли, не скрывая восхищения, осматриваем Олимпийский парк скульптур, Пайонир-сквер и рынок Пайк-Плейс-маркет, куда рыбаки целыми контейнерами свозят огромных скатов, окуней и лососей. Потом находим притулившуюся в уголке старенькую фотокабинку, уютно устраиваемся, и аппарат щелкает четыре раза: мы улыбаемся, корчим рожи, ставим друг другу рожки и наконец целуемся. Лента со снимками появляется через несколько долгих минут, но оно того стоит! Я сразу же присваиваю фотографии.
– Буду хранить их вечно! – заявляю я совершенно серьезно.
Чарли берет меня за руку, и мы идем по какой-то людной улице, а потом по пустынному переулку. Останавливаемся перед ветхим зданием со старомодной маркизой над входом. Никакой вывески, никакой афиши. Ничего не понимаю. Чарли смотрит на меня, улыбаясь от уха до уха.
– Что это за место? – спрашиваю я.
– Твой сюрприз, – отвечает он, подавая вышибале два билета и деньги.
Вообще-то, на двери написано, что вход разрешен только лицам старше двадцати одного года, но верзила не спрашивает у нас документов. Это хорошо. Ведь фальшивых у меня нет, а настоящее удостоверение я оставила дома на кухонной столешнице. И там указано, что мне всего восемнадцать.
– Я думала – Сиэтл и есть сюрприз!
Чарли мотает головой и улыбается еще шире. Мы входим. Он отдает гитару и мой жакет гардеробщице. Другой верзила открывает перед нами следующую дверь. Внутри бухает музыка, вспыхивают огни. Помещение, которое раньше, похоже, было складом, набито зрителями до отказа. А на импровизированной сцене – одна из самых моих любимых групп, играющих альтернативный рок. Потная и счастливая толпа движется в такт музыке.
– Это закрытый концерт! – кричит Чарли мне в ухо. – Я вчера о нем узнал и взял для нас билеты. Ты вроде говорила, что тебе нравятся эти ребята!
– Еще как!
– Твое первое живое шоу!
– Боже мой! Здесь так здорово!
Само по себе это огромное, продуваемое сквозняками помещение ничем не примечательно, но люди, но атмосфера… Я никогда еще не видела столько разноцветных шевелюр, столько татуировок, столько серег на разных частях тела. Такое ощущение, будто я попала на страницы одного из тех музыкальных журналов, какими я зачитываюсь у себя в комнате. Я нашла родное племя креативщиков. Кто знал, что все эти годы люди, близкие мне по духу, были совсем рядом!
Озираюсь, не веря собственным глазам. Вокруг полно того, чего мне не хватало в четырех стенах, в моем маленьком городке, в моей маленькой жизни! Здесь все подлинное, и это гораздо интереснее, чем те замечательные композиции, при помощи которых мой любящий папа пытался знакомить меня с миром: саванна в подвале или пляж на чердаке, где вместо моря горячая ванна, резиновые игрушки, огромные фотографии чаек, дельфинов, акул и китов. Сейчас же, не сходя с места, даю себе клятву хвататься за все, что предлагает жизнь. Больше я ни дня не буду заложницей болезни.
