– Мистер Прайс, можно, я украду у вас Кэти завтра вечером?
Я молитвенно складываю руки и умильно заглядываю папе в лицо. Он, поколебавшись, кивает:
– Думаю, можно.
Мы в последний раз обнимаемся с Чарли, после чего я опять затягиваю тесемки капюшона и бегу к машине. Все остальные как будто тоже очень торопятся. На парковке суета. Проходит пять минут, а мы с папой все никак не можем отъехать. Я устало смотрю в окно. Замечательно, что я была свидетельницей успеха моего парня. Но теперь я могу думать только об одном: как бы поскорее добраться до дому и лечь в постель.
Я уже начинаю клевать носом, когда из здания выходит Чарли с родителями. Он подбегает к нашей машине и прижимает ладонь к затемненному стеклу. Я делаю то же самое. Он не видит меня, но наверняка чувствует, что я здесь.
Мистер Рид стучит в переднее окно, и папа опускает стекло.
– Я хотел бы поблагодарить вас и вашу дочь. Ваша поддержка очень важна для Чарли.
– А его поддержка важна для меня! – кричу я, хотя меня никто не слышит.
– Он замечательный молодой человек, – отвечает папа.
– А ваша Кэти просто чудо…
Мне так хочется выйти из машины и поговорить с родителями Чарли, но солнце жарит прямо у нас над головой. Даже в моем нынешнем положении это слишком рискованно.
– Я рад, что наши дети встретились, – продолжает мистер Рид. – В жизни каждого человека есть такие моменты и такие люди, которые его меняют. Кэти навсегда оставит след в душе Чарли, а он будет жить в ее сердце. Даже если они не смогут быть вместе долго. Я так сказал сыну: «Будь благодарен за то, что узнал Кэти, ведь она обогатила тебя».
Я торопливо достаю телефон и пишу отцу: «Скажи ему: „Amor vincit omnia!“» Папа читает эсэмэску и, подняв глаза на мистера Рида, смеется:
– Кэти просит передать вам, что любовь побеждает все.
Мистер Рид тоже смеется:
– Я в этом не сомневаюсь.
Он стучит в стекло, к которому мы с Чарли прижимаем ладони, представляя себе, что соприкасаемся друг с другом.
– Держись, Кэти!
Я прикладываю руку к сердцу, а потом опять к стеклу. «Amor vincit omnia, – думаю я. – Любовь побеждает все».
Глава 18
Вечером Чарли приезжает за мной ровно в назначенный час. На мне новый наряд, заказанный по Интернету с папиного одобрения. Я причесалась и накрасилась, хоть это было нелегко. Сейчас даже самые простые вещи даются мне все труднее и труднее. Тем более нужно цепляться за каждый шанс почувствовать себя молодой и красивой. Почувствовать себя живой.
Папа опять фотографирует нас, как на выпускном, но на этот раз я не возражаю. И даже не смущаюсь. Я стараюсь хранить благодарность, о которой говорил мистер Рид. Тревога, в последнее время ни на минуту не отпускавшая меня, отступает на второй план. Душа уже не стенает, а тихо напевает печальную песню.
Чарли открывает передо мной дверцу машины, я сажусь. Папа машет нам с крыльца. У меня дрожат руки. Я хочу спрятать их под себя, но Чарли берет мои пальцы в свои, подносит к губам и каждый по очереди целует. Я тихонько улыбаюсь: только Чарли умеет устранять неловкость подобных моментов. От его доброты, конечно, не легче мириться с болезнью, зато я понимаю, как мне повезло, что он у меня есть.
Откидываюсь на спинку кресла и с любопытством думаю о том, какой же сюрприз ждет меня сегодня. Через полчаса мы останавливаемся возле непримечательного здания, похожего на склад. Мое лицо расплывается в улыбке:
– Еще один рок-концерт?
Чарли мотает головой:
– По-твоему, я не умею мыслить творчески? Не угадала. Пойдем, сама увидишь.
– Что увижу? – нетерпеливо спрашиваю я, следуя за ним.
– Придем – узнаешь.
Чарли вводит меня в помещение, похожее на кабину звездолета из научно-фантастического фильма. На микшерном пульте размером с автомобиль – миллион кнопок и рычажков плюс рекордеры для нескольких звуковых дорожек и цифровые рабочие станции. За стеклом стоят музыканты, настраивающие свои инструменты.
Не верю собственным глазам: неужели сейчас я увижу, как происходит профессиональная звукозапись? Может, я сплю?
– Кого мы здесь услышим? – спрашиваю я.
– Ты имеешь в виду этих парней? – Чарли указывает большим пальцем на музыкантов. – Они будут играть для тебя.
Не успеваю я переварить то, что он сказал, ко мне уже подходит какой-то бородатый чувак.
– Ты Кэти? – интересуется он. – Можем начинать?
– О боже! Нет-нет-нет… – бормочу я, вытаращив глаза.
Мне опять хочется срочно заняться кошачьими похоронами, и я поворачиваюсь к двери, но Чарли ее заслоняет.
– Да-да-да-да! – заявляет он.
– Что это… Как ты… Ты с ума сошел? – запинаюсь я. – Чем мы будет платить?
Чарли пожимает плечами:
– Об этом не беспокойся.
Такой ответ может означать только одно: Чарли потратил на меня все свои сбережения. Все, что тяжелым трудом заработал за это лето, и за прошлое, и за позапрошлое. Я знаю, сколько стоит профессиональная запись. Очень и очень дорого. Я потрясена такой щедростью. Слезы, которые в последнее время вообще не заставляют себя долго ждать, застилают мне глаза.
– Нет, Чарли! Ты же на новый грузовик копил! Эти деньги так тяжело тебе достались! Я не допущу, чтобы ты так ими распорядился!
– Дело уже сделано, – улыбается он. – Кстати, многие университеты не разрешают первокурсникам разъезжать по кампусу на машинах.
– Из Беркли звонили? – спрашиваю я, дотрагиваясь до его щеки.
– Пока нет. Но я уверен, что позвонят.
– Позовут ли тебя в Беркли или куда-нибудь еще, ты все равно перевернешь этот мир! Я даже не сомневаюсь, Чарли Рид!
– А ты уже его перевернула, Кэти Прайс! А теперь давай, вперед! Ты помогла мне ухватиться за мою мечту. Я просто возвращаю долг.
Чарли ласково подталкивает меня. Я показываю ему свои руки. Они дрожат.
– Я больше не могу играть, – шепчу я.
Кажется, что внутри у меня все горит от страха и стыда.
– Просто пой. Как будто, кроме меня, здесь никого нет, – говорит Чарли, глядя мне в глаза и накрывая мои руки своими.
Я киваю, стараясь зарядиться его энергией. Он разворачивает меня и направляет в отгороженную стеклом часть студии. Иду туда. Нервничаю ужасно. Пожалуй, мою трясучку можно списать на волнение и неуверенность в себе, а о настоящей причине помалкивать. Не хочу, чтобы все жалели бедную умирающую девочку и говорили ей, что ее песни классные, даже если на самом деле никто так не думает. Эти люди – профессиональные музыканты. Им виднее, у кого есть талант, а у кого нет. Может, от них я наконец-то услышу объективную оценку.
