Идея охраны природы очень молода. Сомневаюсь, что в XVII веке хоть кто-нибудь задумывался о вымирании видов и защите животных. Вот печальная история Оксфордского дронта – последнего, из которого в Англии сделали чучело. Его владелец, таксидермист Джон Традескант, был вынужден завещать свою обширную коллекцию скандально известному Элиасу Эшмолу. Поэтому Эшмоловский музей в Оксфорде не называется Традескантским, как должен бы (по мнению некоторых). Позднее кураторы Эшмоловского музея решили сжечь как мусор дронта Традесканта, оставив лишь клюв и одну ногу. Теперь они хранятся там, где я работаю: в Университетском музее естествознания. Именно они вдохновили когда-то Льюиса Кэрролла, а также Хилэра Беллока:
Любил гулять среди травы,
Любил он солнца свет…
Вновь светит солнце – но увы!
Додо на свете нет.
Он больше не взмахнет крылом,
Теплу и солнцу рад.
Стоит в музее за стеклом
Белого дронта (Raphus solitarius), обитавшего на соседнем острове Реюньон, постигла та же участь
[70]. А Родригес, третий остров Маскаренского архипелага, стал местом жизни и смерти более далекого родственника остальных дронтов – родригесского дронта-отшельника (Pezophaps solitaria).
У предков дронтов имелись крылья. Это были летающие голуби, которые попали на Маскаренские острова при помощи летательных мышц – и, возможно, ветра необычного направления. После того, как они прибыли на острова, им уже не нужно было летать – не от кого было спасаться, – и они утратили эту способность. Маскаренские острова, подобно Галапагосским и Гавайским, имеют вулканическое происхождение и сравнительно молоды – они не старше 7 млн лет. Молекулярные данные указывают на то, что дронты и дронты-отшельники скорее всего прибыли на Маскаренские острова с востока, а не из Африки или с Мадагаскара, как считалось прежде. Дронт-отшельник, видимо, расстался с родственниками еще до прибытия на Родригес – но при этом он умел летать и смог добраться с Маврикия.
Но зачем было лишать себя крыльев? Ведь эволюции понадобилось так много времени, чтобы их создать – так почему бы не оставить их на всякий случай? Но, к сожалению (для дронтов), эволюция думает не так. Она вообще не думает, и уж точно не думает наперед. Если бы она это делала, дронты сохранили бы крылья и не были бы перебиты.
Дугласа Адамса тронула история дронтов. В одной из серий “Доктора Кто”, сценарии к которому он сочинял в 70-х годах, кембриджский кабинет престарелого профессора Хронотиса служит машиной времени. Но профессор использует ее лишь с одной целью: он снова и снова возвращается на Маврикий XVII века, чтобы оплакать дронтов. Из-за забастовки на Би-би-си эта серия не вышла в эфир. Позднее Адамс переработал преследовавшую его тему дронта в романе “Холистическое детективное агентство Дирка Джентли”. Считайте меня сентиментальным, но я прошу минуты молчания: в память о Дугласе, Хронотисе и тех, кого он оплакивал.
Ни эволюция, ни ее движущая сила – естественный отбор – не обладают даром предвидения. В каждом поколении особи каждого вида, лучше всех приспособленные для выживания и воспроизводства, вносят в размножение самый большой вклад. И это самая высокая степень предвидения, которую допускает природа. Возможно, крылья пригодятся дронту через миллион лет, когда на острова явятся моряки с палками. Но здесь и сейчас крылья не помогут птице иметь потомство и передавать гены. Напротив, крылья и особенно крупные грудные мышцы требуют много энергии и являются дорогим удовольствием. Уменьшив размер крыльев, можно потратить ресурсы на что-нибудь более полезное в данный момент – например на яйца: они нужны для выживания и воспроизведения тех самых генов, которые программируют уменьшение крыльев.
Именно этим и занимается естественный отбор. Он вечно что-нибудь латает: здесь сократит, там расширит – и все во имя репродуктивного успеха. О выживании через несколько веков естественный отбор не думает и вообще не делает никаких расчетов. Просто некоторые гены в генофонде выживают, а другие – нет.
Печальный конец Оксфордского дронта (Додо из “Алисы в Стране чудес”, Дронта Беллока) отчасти смягчило современное продолжение истории. Группа оксфордских ученых из лаборатории моего коллеги Алана Купера получила разрешение взять пробу из кости ноги дронта. Кроме того, они достали бедренную кость дронта-отшельника, найденную в пещере на Родригесе. Количество митохондриальной ДНК в костях оказалось достаточно, чтобы провести побуквенное сравнение последовательностей ДНК двух вымерших видов дронта и большого количества современных птиц. Дронты, как и предполагали ученые, оказались видоизмененными голубями. Не так уж удивительно, что в семействе голубиные ближайшие родственники дронтов – дронты-отшельники, и наоборот. Удивительнее вот что: два вымерших нелетающих гиганта сидят на филогенетическом древе глубоко внутри семейства голубиные. Иными словами, дронты ближе к некоторым летающим голубям, чем эти голуби – к другим летающим голубям. А ведь кажется, что все летающие голуби должны быть близкими родственниками, а дронт – представлять побочную ветвь. Среди голубиных дронты ближе всего к гривистому голубю (Caloenus nicobarica) – красивой птице из Юго-Восточной Азии. В свою очередь, группа, включающая гривистого голубя и дронтов, ближе всего к веероносному венценосному голубю (Goura victoria), обитателю Новой Гвинеи, и редкому зубчатоклювому голубю (Didunculus), который живет на Самоа и выглядит почти как дронт: даже его название означает “маленький дронт”
[71].
Оксфордские ученые утверждают, что кочевой образ жизни гривистого голубя делает его идеальным кандидатом для колонизации далеких островов. Ископаемые остатки птиц, похожих на гривистого голубя, находят на тихоокеанских островах вплоть до Питкэрна. Венценосные и зубчатоклювые голуби – крупные наземные, редко летающие птицы. Похоже, что все голуби этой группы колонизируют острова, после чего теряют способность к полету, увеличиваются в размерах и начинают походить на дронта. Сами же дронты и дронты-отшельники довели эту тенденцию до крайности.
