В тот день, когда Ольга поселилась у Фаины Ивановны, именно эта красавица со смехом выбежала из комнаты второго этажа, а потом ее затащил обратно мужчина с волосатыми руками.
– Чулки не снимайте, потом, – сказала ей Фаина Ивановна, и в этот миг ее глаза встретились с глазами Ольги, смотревшей через окошко.
Ольга думала, что хозяйка рассердится, однако та лишь усмехнулась и мотнула головой, как бы подавая Ольге знак уйти.
Та выскочила в коридор и понеслась вверх по лестнице.
В это мгновение щелкнул замок входной двери. Ольга обернулась и увидела какого-то военного, которого впустила домработница Зинаида. Нашивок Ольга не разглядела.
Военный снял фуражку, пригладил волосы, одернул гимнастерку… и прошел в ту самую комнату, откуда только что выскочила Ольга.
Зинаида заперла дверь, повернулась и увидела Ольгу, которая таращилась во все глаза, перевесившись через перила.
На лице домработницы выразилось откровенное беспокойство. Она всплеснула руками и кинулась в примерочную, а встревоженная Ольга скрылась в своей комнате.
Через несколько минут туда вошла Фаина Ивановна и расхохоталась, увидев перепуганное Ольгино лицо:
– Вот и Зина так перепугалась, что ты лишнего увидала, а я думаю, тебе уже пора узнать, где живешь. А может, и сама догадалась?
Ольга испуганно покачала головой.
– Ну, деточка, ты еще глу… наивней, чем я думала, – протянула Фаина Ивановна чуточку разочарованно и, достав из кармана мягкого суконного жакета, наброшенного на домашнее платье (в таком домашнем платье, по мнению Ольги, и в театр не стыдно было бы сходить, честное слово!), портсигар и спички, закурила, даже не позаботившись отогнать дым от Жени. Впрочем, та не беспокоилась, всецело занятая созерцанием Фильки, который устроился рядом с ней на диване и старательно вылизывался.
– Ты, конечно, думаешь, все эти дамы приходят только ради фасонов своих хорошеньких платьиц? – спросила Фаина Ивановна. – А на самом деле они приходят, чтобы поскорей снять эти платьица и дать возможность полюбоваться собой мужчинам. Для начала они остаются в рубашках, но если мужчина захочет, чтобы она и это сняла, он трижды стукнет в окошечко, через которое ты смотрела. Некоторые красотки раздеваются сразу, а некоторые хотят увидеть того, перед кем устраивают представление. Если мужчина им понравится и захочет продолжения, они вместе пойдут на второй этаж – в апартаменты. Ларочку ты, наверное, узнала. Она чаще других ко мне приходит. Очень любит разнообразие!
– Разнообразие? – пробормотала ошеломленная Ольга.
– Ну конечно! – нетерпеливо воскликнула Фаина Ивановна. – Не думаешь же ты, что она со своим постоянным любовником здесь спит?
– Спит?! – выдохнула Ольга, не веря своим ушам.
– Надо же, я, оказывается, себе в жилички попугая взяла, – хмыкнула Фаина Ивановна. – Ты небось уверена, что проститутки только по кустам на окраинах с мужиками валяются?
Проститутки?!
Здесь находят свой приют проститутки? У Фаины Ивановны притон?
Наверное, это ужасное слово невольно у Ольги все-таки вырвалось, потому что Фаина Ивановна, с насмешливым любопытством наблюдавшая за ней, только плечами пожала:
– Ах, какой кошмар, да? Позор для общества? А как думаешь, почему у меня дом в шесть комнат, а никакого уплотнения нет и не будет? Почему сюда милиция с облавой не идет? У меня в доме мастерская – так все и оформлено у фининспектора чин чинарем. И этот фининспектор знает, что если он всего лишь кашлянет в мою сторону, то не только государство перестанет ежемесячно налог получать, но и он лично – пушистого барашка в бумажке. Люди ко мне ходят только разумные. Вот приходят скучающие женушки больших чиновников, которые на работе до того утомляются, что ночью ни на что не способны, только бы свое удовольствие получить. А иной раз даже и на это не хватает силушек! Надоедает красавицам сидеть, в окошко глядеть или по магазинам шляться. На улице к мужчинам приставать стыдно и опасно. Ну не записываться же им в кружки Осоавиахима!
[26] Там, может, и найдешь мускулистого любовника, да ведь чужие любопытные и завидующие глаза кругом! Донесут как пить дать! А карточки мужа в закрытом распределителе терять не хочется… Но и дать волю плоти очень даже мечтается. Вот они и идут ко мне… И некоторые мужчины, особо доверенные лица, которым охота повеселиться на стороне, являются в то же самое время. Иной раз все погляделками заканчивается, но чаще парочки по взаимному согласию и к взаимному удовольствию следуют в постельку. У меня закон: никаких постоянных связей. Сегодня ты с одним, завтра с другим… А если они потом где-нибудь в театре или, скажем, в кинотеатре «Палас» встретятся – город-то у нас не слишком велик! – то сделают вид, будто впервые видятся. Люди ко мне ходят только разумные, понимают, что тайны нужно беречь, если не хотят самим себе повредить. Себя прикрывают, а заодно и меня. Здесь такие люди бывают, знала бы ты! – Фаина Ивановна озорно присвистнула. – Да хоть бы Толик, племянничек мой, который спит и видит тебя в своей постели…
Она осеклась и досадливо сморщилась, словно поняв, что сболтнула лишнего, но тотчас захохотала от души, увидев, какое очумелое выражение лица сделалось у Ольги.
– Знаю, что ты службу ищешь, – отсмеявшись, сказала Фаина Ивановна, сгребая стопку газет, в которых карандашом были отчеркнутые объявления: «В Кагановичском районе требуются ясельные сестры. Обязательно начальное образование», «Нужны уборщицы», «Ночные сторожа требуются на склад»… – Но знай: если устроишься куда-нибудь, здесь жить больше не будешь. У меня не меблированные комнаты. И ребенка забирай!
Ольге показалось, что дощатый, крашеный, нагретый солнцем пол разошелся под ее ногами. Куда она денется?! По-прежнему ни жилья, ни работы, ни одного близкого человека, кроме Фаины Ивановны!
– Да я… Да мне неловко… – залепетала она сбивчиво. – Я живу тут, ем и пью, а платить… Надо же за все платить… – Она бросилась к рюкзаку и вытащила часть денег, которые нашла рядом с Женей и которые берегла как зеницу ока. – Вот, возьмите, я за первое время могу отдать, но потом… потом как же? Надо же заработать!
– Ну и заработай, – кивнула Фаина Ивановна, без возражений принимая деньги и мгновенно, очень ловкими движениями пальцев, их пересчитав.
Должно быть, она осталась довольна суммой, потому что на лице ее мелькнула улыбка, а голос смягчился:
– Заработай, конечно! Я тебе что, не даю? Только зачем горбатиться, чужую грязь отмывать? Или горшки за детьми чужими выносить? Свой ребенок есть, за ним и присматривай! Или опять в кондукторы пойдешь? Но туда еще пробиться надо! Понаехали зубастые деревенские девки, вгрызлись в эти места, уселись своими толстенными булками на них – не сдвинешь! Да и зачем тебе это нужно? Ты же сама рассказывала, какая это проклятая работа! И грабили вас пассажиры, и хамили кто как мог, и лапали… Или, думаешь, в московских трамваях одно, а в горьковских другое? Да то же самое, если не хуже! А я тебе чистое, доходное ремесло предлагаю. У меня на все рук не хватает, а у Зинаиды, хоть она и расторопная, и умелая, и предана мне, как собака, уж больно рожа кривая. Ты же до того хорошенькая, что аж завидки берут! Пусть Зинка хозяйством занимается, а ты будешь моей помощницей. Встречать клиентов, провожать… А еще лучше, – воодушевленно воскликнула Фаина Ивановна, – сделаю тебя манекеном!
