Больше ничего вспомнить не удалось – снова ударила в виски кровь, и Гроза упал на обочину.
Лиза неловко повалилась рядом с ним на колени, чудом не уронив детей. Вгляделась в странно скривившееся лицо мужа, заметила его неловко вывернутую руку…
И ей стало холодно от страха.
Удар! Это удар. Мозг Грозы не выдержал напряжения.
– Ли… Ли… за…
– Митя, я здесь.
Говорить он уже не мог, однако мог еще думать – думать из последних сил. Мог еще просить мысленно…
Да Лизе не надо было ничего объяснять! Если их арестуют, что ждет детей? Сашку и Женечку?
Они еще крошечные совсем. Они даже не успели запомнить своих маму и папу. Им и забывать-то нечего! Они еще беспамятны: это два чистых листка, на которых можно написать что угодно, добро или зло.
Добро?!
Какое «добро» напишут на этих листках те, от кого пытаются спастись они с Грозой?
– Митя, нам не уйти, – сказала Лиза. – Ты понимаешь?
Он издал какой-то невнятный звук, и Лиза догадалась, что сил у него осталось совсем мало.
Гроза просил бросить его, бежать, но куда она побежит с двумя младенцами? Да по ее следам будут брошены все силы НКВД! Ей не уйти.
А потом? Залитая чужой кровью стена в каком-нибудь подвале? Или лагерь, куда она попадет сумасшедшей от пыток старухой?
Но главное – дети! Их надо спасти!
«Марианна! Марианна!» – мысленно звала Лиза сестру.
Отклика не было.
Чудится, этот зов разбивается о черную стену. Марианна, да где же ты?!
– Лиза! – прохрипел Гроза. – Умираю! Нам не спастись. Пошли им сигнал. Прикажи – пусть придут и застрелят нас! Но надо позаботиться о детях…
– Да, – сказала Лиза. – Я все сделаю.
Она опустила детей на траву, наклонилась, всмотрелась в лицо мужа, положила руку на его лоб, зажмурилась – и вмиг постигла все, что он видел и что задумал в своих последних жизненных усилиях.
Лиза увидела парадный подъезд их дома, где на четвертом этаже застыли в нелепых позах три человека в черном. Их трое, да те двое, которые застряли в нижней квартире, да шофер в «эмке»…
После сигнала, который освободит их от оцепенения, они будут здесь через пять минут, это самое большее. Недолго ждать…
«Tempestas!
[6]» – отправила она сигнальное слово в пространство и взяла мужа за руку.
Это прикосновение придавало ему сил для того последнего дела, которое он задумал и должен был осуществить.
Лиза принимала его слабые мысленные посылы и оплетала их стальной проволокой своей воли.
Как ни странно, сейчас, на пороге смерти, она и мучительно страдала, и в то же время восторгалась той силой, которую наконец ощутила в себе. Чудилось, стоит она на каком-то огненном пороге, а перед нею замерла подвластная ей мягкая масса, из которой она может лепить что угодно. Массой этой были люди, мыслями которых она владела сейчас.
Меньше всего Лизу волновали эти шестеро убийц, которые уже бежали к ней со всех ног!
Ее заботили двое других. Те двое других – случайных, впервые увиденных ею – и то лишь мысленным зрением! – людей, которые вдруг замерли в полном недоумении перед неодолимой силой, которая свернула их с пути и лишила всех мыслей, всех целей, всех желаний, дав взамен одно: стремление исполнить ВОЛЮ.
Их с Грозой ВОЛЮ.
Лиза успела отнести детей в сторонку, положить под прикрытием куста и, стащив с плеч почти безжизненного Грозы рюкзак с пеленками и едой, поставить его рядом с детьми. Потом она открыла свою сумочку и все деньги, которые там были, затолкала в карман рюкзака.
Вернулась к Грозе, поцеловала его холодеющие губы и тихо шепнула что-то…
Он уже ничего не слышал, но Лиза знала, что прощальный порыв ее любви все же дошел до его угасающего сознания.
Потом приблизился тяжелый топот бегущих. Загремели выстрелы.
Лиза упала рядом с мужем.
Шестеро агентов внимательно осмотрели трупы Грозы и его жены, изрешеченные пулями, подобрали сумочку, валявшуюся рядом с телом Лизы, и вернулись во Фролов переулок, где оставалась машина.
Можно было подумать, что им больше нет никакого дела до убитых. А детей они вообще не заметили.
Так и должно было произойти. Агенты выполнили задачу, которую им поставили Гроза и его жена!
Случайные прохожие, слышавшие выстрелы на бульваре, старались оказаться как можно дальше от опасного места. Но в домах кое-где еще светились огни. И некоторые из жителей все же бросились к телефонам и набрали номер 02, чтобы вызвать милицию. Но никто не осмеливался и носу высунуть на улицу.
Поэтому никем не замеченными остались молодой человек и девушка, которые появились с разных сторон улицы и, двигаясь со странной, почти автоматической целеустремленностью, быстрым шагом подошли к месту убийства.
Впрочем, они тоже ничего не видели вокруг себя и словно бы не замечали трупов. Обменялись беглыми, равнодушными взглядами, а потом подошли к двум младенцам, по-прежнему крепко спящим на траве.
Мужчина взял сверток, обвязанный голубой лентой, и почти бегом скрылся в темноте.
Девушка подняла другой сверток, взглянула в лицо спящей девочки и нежно поцеловала ее в лоб. Сделала несколько шагов, но споткнулась о рюкзак.
Подхватила его, придерживая младенца одной рукой… и увидела пачку денег, торчавшую из кармана.
Брови ее напряженно нахмурились. Она твердо знала, что должна спрятать эту девочку от всех. Но как? Где?.. Девушка служила кондуктором трамвая и жила в шумном и многолюдном общежитии, где скрыть что-то было совершенно невозможно, особенно ребенка! Вдобавок, несмотря на год жизни в Москве, этот город по-прежнему оставался для нее чужим. У нее не было ни одного близкого человека, которому можно было бы доверить тайну, кто помог бы исполнить дело, которое ей поручено!
Девушка не задумывалась о том, кто оказал ей это доверие, кто дал поручение и почему для нее так важно – позаботиться о найденном младенце, о существовании которого несколько минут назад она даже не подозревала.
Она знала одно: эта малышка дороже ей всего на свете! И если понадобится отдать за нее жизнь, она это сделает без раздумий.
Нужно спрятать девочку… Нужно устроить так, чтобы никто в Москве не узнал, где она находится…
Значит, следует как можно скорее покинуть Москву.
Вдруг вдали послышались милицейские свистки.
Сколько сейчас может быть времени?
Девушка растерянно оглянулась, крепче прижав к себе ребенка, и вдруг, откуда ни возьмись, к ней пришло понимание, что сейчас одиннадцать вечера.
