Да девчонку так назвали. Почему? Откуда же мне знать почему! Как няньку звать? Ольгой. Может, и врет, конечно, что Ольга и что фамилия ей Зимина. Алё! Алё! Анатолий Николаевич! Анатолий Николаевич! Алё!
Симочка еще некоторое время поалёкала и подула в трубку, однако разговор почему-то прервался. И она вновь запела, направившись на кухню:
Он виноват, но если б он
Задумал бы вернуться снова…
Однако допеть ей не удалось: Ольга слетела с лестницы и набросилась на Симочку:
– Так, значит, ты решила Женю травить маковым молочком? Голова у тебя трещит?! Уши у тебя ломит?! Я вот сейчас так тебе вломлю, что башка твоя дурная вовсе треснет, дрянь!
– Чего ты, чего ты? – заверещала Симочка, отмахиваясь от нее кухонным полотенцем и чуть ли не крестясь, перепуганная мгновенным превращением всегда тихой, застенчивой няньки в сущую ведьму, бранившуюся похлеще базарной торговки, у которой украли весь товар. Скрюченными пальцами Ольга тянулась к Симочкиным волосам, и выражение лица у нее было такое, будто она готова безжалостно вырвать их все! – Чего ты, чего?!
– Того, что если Женя от этого молочка заболеет, я тебя просто убью, поняла? Вот пусть только Анастасия Степановна проснется, я ей немедленно все расскажу! – пригрозила Ольга. – Такую кухарку-отравительницу гнать надо поганой метлой!
Симочку так и перекосило от ужаса. Понятное дело: даже тишайшая и добрейшая «Асенька» не простит ее за такие проделки! У нее даже колени подогнулись, и Ольге на миг почудилось, что Симочка сейчас рухнет ей в ноги с мольбами о молчании, однако… Однако с лица Симочки внезапно слинял испуг, а вместо него появилась некая смесь ехидства и торжества.
– Расскажи, расскажи! – ухмыльнулась она. – Я тоже кое-что могу про тебя рассказать!
– Интересно что? – спросила Ольга, сразу насторожившись, однако стараясь не показать виду, что встревожилась.
– Да уж есть чего рассказать! – покивала Симочка. – Можешь не сомневаться!
Ольга и не сомневалась: в самом деле, есть, что о ней рассказать. Немало вранья нагородила она, чтобы попасть в этот дом! И если Симочка, к примеру, каким-то образом встретилась с тетей Акулей и вызнала, что работала Ольга вовсе не нянькой, а трамвайной кондукторшей… Это само собой, конечно, не преступление, но зачем было врать? Зачем было скрывать правду о себе? Это вызовет у хозяев недоверие к ней. А что, если Симочка проведала о жизни Ольги у Чиляевой? Да нет, нет, этого не может быть, каким образом она узнала бы?!
А Симочка, которой, видимо, очень хотелось повергнуть в прах ненавистную няньку, торжествующе воскликнула:
– Думаешь, я не догадалась, что ты Васильевым своего собственного выблядка подбросила? Небось родила от какого-то богатого да женатого, он тебе деньги давал, чтобы ты тряпки девчонке дорогие покупала. Видела я эти пеленочки-распашоночки! Такие только в Торгсине достать можно! А потом жена его прознала про ваши шашни да и устроила такой скандал, что ты из своей Москвы бегом убежала! Вернулась сюда, приперлась к родне, а там тебя и знать не хотят! Ну ты и решила устроиться: и девчонку к хорошим людям подсунула, чтоб кормили-поили да растили, и сама при ней пристроилась!
Ольга так и обмерла. Ей было, конечно, невдомек, что примерно к тем же выводам относительно нее пришла в свое время Фаина Ивановна, да она об этом сейчас и не думала: проклинала себя за глупость и неосторожность. Как она могла забыть о том, что взяла с собой некоторые Женины вещи, найденные тогда, в Москве? Как могла не подумать, что Симочка запросто может сунуть нос в этот рюкзак? Какая глупость была – положить его под кровать и забыть? Ведь Симочка убирает в доме, лезет во все углы, а в аккуратности ей не откажешь!
Конечно, можно было бы соврать, что эти вещи у нее остались на память от прежней воспитанницы, но это глупо. Даже доверчивая Ася вряд ли поверит. И сразу вспомнит внезапное появление Ольги именно тогда, когда она была так нужна, и доверие к ней Жени с самого первого мгновения, и… И ведь ничего не докажешь, потому что правду о Женином появлении Ольга не могла объяснить никому на свете… Даже себе. Она просто принимала это как нечто вполне естественное и жизненно необходимое, но кто еще поймет ее?!
– Что, онемела? – с победительной интонацией ухмыльнулась Симочка. – Так что сама выбирай: или так и будешь молчать, или полетишь отсюда со свистом… Вместе с Женькой своей.
Ольге очень хотелось крикнуть, что Васильевы не поверят, что не откажутся от Жени… но она не сказала ни слова. Кто знает?.. Если они поверят Симочке, если будут убеждены, что нагло обмануты, что настоящая мать Жени жива, – кто знает, как они поступят?!
Когда Василий Васильевич ходил с ней в отделение милиции, чтобы ее прописали, он даже внимания не обратил, что у Ольги вместо московской прописки была только справка из общежития. Из общежития, а не из какой-то там московской квартиры, где она якобы служила нянькой! Ему даже в голову не пришло что-то проверять. Васильевы безоговорочно доверяли Ольге…
Куда она денется, если ее выставят? На работу с маленьким ребенком не устроишься. Вернуться к Фаине Ивановне, согласиться спать с Андреяновым, а потом, может быть, и с другими мужчинами? Но еще неизвестно, захотят ли принять ее обратно! А самое главное – кем в доме Чиляевой может вырасти Женя?! Кроме того, Ольга не сомневалась, что, рано или поздно, темные делишки Фаины Ивановны выйдут наружу, ее притон накроет милиция, а все, кто окажется в доме, будут сочтены сообщниками. Как бы не угодить в тюрьму! Женя тогда попадет в детский дом…
От одной мысли об этом Ольга едва не разрыдалась! И в эту минуту полного отчаяния и растерянности она вдруг услышала Женин требовательный крик, раздавшийся наверху. И сонный голос Аси:
– Оля! Ты вернулась?
Они проснулись! Мерзкое питье не повредило им!
Ольга бросилась к лестнице, однако ее остановил вкрадчивый голосок Симочки:
– Ну так как же? Донесешь на меня?
– На первый раз промолчу, – буркнула Ольга, не оборачиваясь.
– Ну и я промолчу, – с явным облегчением ответила Симочка и пошла на кухню, вновь заведя пронзительно:
Он виноват, но если б он
Задумал бы вернуться снова…
Забыла б горе я, как сон,
Не упрекнув его ни словом.
Ах! так говорите мне о нем,
Так говорите мне о нем!
А Ольга помчалась наверх, перемахивая через ступеньки, чувствуя себя предательницей и давая себе слово впредь следить, внимательно следить за Симочкой, а еще – пробраться на кухню и выбросить весь запас мака, чтобы у пакостной кухарки впредь не возникло искушения им воспользоваться. И нельзя больше никуда уходить, нельзя оставлять Женю без своего присмотра! Самой же спокойней будет!
Она и не подозревала, что ценой молчания купила себе спокойствие совсем ненадолго – всего лишь до нынешнего вечера.
Москва, 1937 год
