В те далекие годы близ 45-й Тверской-Ямской находился пустырь, называемый Рыковка. Прозвали его так потому, что на нем собирались своры одичавших, оголодавших собак, которые нападали на прохожих. Даже если по пустырю шло несколько человек, собаки злобно огрызались, а порою, когда зимний холод и голод заставляли их и вовсе свирепеть, могли и вцепиться в одного из тех, кто шел с краю. Однако на краю пустыря в покосившейся халабуде жил человек лет сорока по прозвищу Пиратка. Почему его так называли, никто не знал, – возможно, потому, что это была очень распространенная собачья кличка, а этот Пиратка был истинным властелином собачьего мира. Не то что бы он подкармливал псов – частенько ему и самому есть было нечего, – однако стоило ему появиться и глянуть сердито да что-то неразборчиво прошептать, как псы не просто разбегались – это было бы еще полдела! – а смиренно ложились и даже клубком сворачивались. Поглядеть на такие чудеса, впрочем, удавалось только случайно, потому что досужей публики Пиратка на дух не переносил и мог не только отказаться провожать таких праздных зрителей через овраг, но и, наоборот, мог натравить собак! Артемьев его долго уламывал встретиться с Дуровым и улестил только тем, что посулил подкармливать собачью свору. Барченко признал у Пиратки большой талант внушения на расстоянии, однако в Спецотдел его заманить не удалось. Пиратка так у Дурова и прижился. И долго работал с ним, пока не помер.
Как-то по улицам принялся шляться предсказатель конца света, который сообщал, что видит высунувшуюся из облаков руку со стиснутый кулаком, которым рука сначала всем грозит, а потом разворачивает пергамент с надписью: «Россию скоро ждет небывалый вселенский мор!» Ромашов рассказал об этом Артемьеву. Лиза, которая при этом присутствовала, ужасно возмутилась и сообщила, что в библиотеке ее покойного отца имелась книга про Савонаролу
[64], и там был описан совершенно такой же случай, приключившийся с этим неистовым флорентийцем. Правда, надпись на свитке гласила, что небывалый вселенский мор ждет не Россию, а Италию. Артемьев сначала расхохотался, а потом сказал, что хочет познакомиться с таким образованным обманщиком поближе. Предсказатель оказался бывшим профессором-биологом Шварцем, который в свое время ставил опыты по передаче мыслей на расстоянии. Он истосковался по работе и охотно согласился сотрудничать со Спецотделом, заодно назвав своих лучших учеников, некоторых из которых Артемьеву тоже удалось привлечь к работе…
Выслушав рассказ Ромашова, Николаев-Журид усмехнулся. Прошли те времена, когда сотрудников секретных отделов подбирали буквально в подворотнях! Теперь-то ими могли стать только члены РКП(б) или преданные советской власти беспартийные, за которых поручилось не менее двух ответственных членов партии. И вообще, с 1926 года подбор лиц, ведущих секретное делопроизводство, вело ОГПУ. Однако дети Грозы не шли у него из головы. Они были уникальными экземплярами человеческой породы – потомки двух выдающихся оккультистов! – и, конечно, могли бы стать особо ценными сотрудниками… если, разумеется, у них обнаружатся способности родителей хотя бы в некоторой степени. Именно поэтому Николаев-Журид, посовещавшись с новым начальником 9-го отдела Шапиро, приказал Ромашову продолжать делать то, что ему поручил Бокий: искать детей Грозы.
Москва, Сокольники, 1918 год
Несколько дней подряд Лиза по утрам куда-то уезжала на велосипеде. Куда – не говорила, и Николай Александрович взял с Грозы и Павла клятву, что они не будут узнавать у нее, куда она ездит. Никаким образом: ни расспрашивая, ни проникая в ее сознание.
– Это может повредить не только ей, но и всей России, – очень серьезно сказал Трапезников. – А чтобы любопытство не вводило вас в искушение, я предпринял кое-какие меры. Я внушил вам несколько сигнальных слов, связанных с тем, чем занимается сейчас Лиза. При малейшей попытке проникнуть в ее сознание вы будете ощущать сильную головную боль. Поверьте на слово!
Само собой, Гроза сначала не поверил. Трапезников учил: если желаешь узнать то, что от тебя скрыто, ты должен позволить этому желанию завладеть всем твоим существом! Гроза позволил было, однако и в самом деле: стоило ему только лишь попытаться настроиться на Лизу и задать ей мысленный вопрос, как виски словно прострелило! Видимо, начал действовать один из тех элементалей отсроченного внушения, о которых ему рассказывал в свое время Николай Александрович.
Повторять опыт желания не возникало. Судя по тому, как однажды схватился за голову и громко застонал Павел, его тоже донимало любопытство, но, похоже, и он получил удар по сознанию и предпочел больше не лезть куда не надо.
Очевидно, оберегать свои мысли от связи с Грозой и Павлом изо всех сил старалась и Лиза, потому что она никогда не смотрела им в глаза и вообще держалась отчужденно. Вернувшись в полдень и пообедав, она сразу шла на половину Викентия Илларионовича и там отдыхала. Вечером уезжала снова и возвращалась уже в темноте.
«Избегает меня!» – мрачно думал Гроза. Он был страшно обижен – не столько недоверием Николая Александровича, сколько замкнутостью Лизы. Вспоминал, как жарко сплелись их пальцы на чердаке, как она потом сидела рядом с ним на диване, касаясь его бедра, плеча своим телом… Теперь это казалось чем-то немыслимым.
Может быть, Лиза раскаивалась в том, что тогда дала себе волю? Гроза не знал. Запрещал себе вспоминать те изумительные минуты, но это плохо получалось.
Гроза и Павел всю первую половину дня проводили на чердаке. Они уже привыкли работать в этом черном, мрачном обрамлении, как нельзя лучше подходящем к ежедневному заданию Трапезникова. Задание это оказалось неожиданным и пугающим. Гроза и Павел должны были посылать губительные вибрации живым организмам. То есть они учились убивать усилием мысли.
Выслушав задание в первый раз, Гроза и Павел украдкой переглянулись. Оба в эту минуту подумали об одном и том же: кого они будут учиться убивать усилием мысли? На прежних уроках отрабатывали полученные навыки друг на друге. Тимофей оказался единственным «посторонним» объектом. Неужели Трапезников принудит их убить ни в чем не повинного кота?! Или… или учитель вознамерился заставить Грозу и Павла уничтожить друг друга?
В это мгновение Николай Александрович угрюмо усмехнулся:
– Ну, кота мне дочка никогда не простит. А что касаемо прочего, не для этого я тратил на вас столько сил, чтобы заказать панихиду! – И мальчики поняли, что Трапезников угадал их мысли.
Они беспокоились напрасно: объектами убийственных излучений их мыслей стали растения. Трапезников выкапывал на огороде позади дома картофельные кусты, пересаживал их в большие цветочные горшки и приносил на чердак. Нюша страшно ворчала, Викентий Илларионович смущенно покашливал, жалея пропадающий урожай, но Трапезникову было совершенно безразлично их недовольство.
После отъезда Лизы по утрам начиналась работа. Трапезников учил Грозу и Павла концентрации ненависти в том элементале, который каждый из них отправлял в punctum saliens – «трепещущую точку» растения.
