В 1864 году Дедлоу перевели в филадельфийский госпиталь на Саут-стрит, более известный как «приют для калек», потому что по его коридорам хромали всевозможные инвалиды, пережившие ампутацию. Но даже там беспомощность Дедлоу выделяла его на фоне остальных: санитарам приходилось каждое утро одевать его, носить в туалет в любое время, чистить ему нос и регулярно мыть. Буквально прикованный к месту – санитарам приходилось повсюду носить его на стуле, – он почти не нуждался в сне, а его сердце билось со скоростью 45 ударов в минуту. Из-за уменьшившейся массы тела он не мог доесть пищу, которую ему скармливали с ложечки.
Тем не менее он каким-то образом чувствовал отсутствовавшие четыре пятых своего физического тела и по-прежнему ощущал боль в невидимых пальцах рук и мог шевелить невидимыми пальцами ног.
«По ночам я часто пробовал ухватиться одной пропавшей рукой за другую», – вспоминал Дедлоу, но призраки отказывались подчиниться ему. Из любопытства он стал расспрашивать других пациентов госпиталя и выяснил, что они испытывали сходные ощущения – колющие боли, судороги, чесотку – в своих отсутствующих конечностях. Фактически неестественные боли в призрачных руках и ногах часто казались более реальными и назойливыми, чем такие же ощущения в реальных руках и ногах.
В течение нескольких мрачных месяцев Дедлоу не знал, как относиться к этому феномену, пока не познакомился с товарищем по несчастью, сержантом со светло-голубыми глазами и рыжеватыми бакенбардами. У них состоялась беседа о спиритизме и общении с душами мертвых. Дедлоу насмехался над такими предрассудками, но сержант уговорил его посетить спиритический сеанс на следующий день.
Там, после вступительных церемоний, медиумы стали вызывать души умерших детей и покойных супруг. Этот фокус часто доводил участников до истерики. Они также получали сообщения из иного мира на манер «спиритической доски», указывая на буквы, изображенные на алфавитных карточках. Потом они ждали подтверждающего стука (очевидно, духи умели стучать).
Наконец женщина-медиум изнуренного вида с ярко-красными губами, которую называли сестрой Юфимией, подошла к Дедлоу и попросила его молча призвать тех, кого он хочет увидеть. По словам Дедлоу, в этот момент его посетила «безумная идея». Когда Юфимия спросила, явились ли гости, призванные Дедлоу, раздался двойной стук. Когда она спросила их имена, то получила загадочный ответ: «Медицинский музей армии США, № 3486 и 3487».
Юфимия нахмурилась, но Дедлоу, будучи военным хирургом, понял ответ. Как писал Уолт Уитмен (и многие другие, которые не могли забыть это зрелище), в госпиталях обычно складывали ампутированные конечности перед входной дверью, образуя целые курганы из рук и ног. Но вместо того чтобы закапывать их, армейские врачи укладывали их в бочонки виски и отправляли в Медицинский музей армии США, где их заносили в каталог для дальнейшего исследования. Очевидно, ноги Дедлоу значились под номерами 3486 и 3487, и, согласно его желанию, Юфимия вызвала их на спиритическом сеансе.
В этом месте история сделала новый поворот. Дедлоу внезапно издал крик и начал подниматься на стуле. По его словам, он ощутил под собой призрачные ноги, прикрепившиеся к его бедрам. Секунду спустя его туловище приподнялось, и он двинулся вперед. Сначала он чувствовал себя неуверенно – в конце концов, его ноги плавали в бочонке с алкоголем. Но ему удалось дойти до середины комнаты, прежде чем они исчезли, и он рухнул на пол.
На этом Дедлоу резко заканчивает свою историю. Вместо того чтобы ободрить его, послание из иного мира лишь напомнило о его утрате, и он чувствовал себя еще более несчастным. Как он сказал санитару, записывавшему его историю: «Когда человек теряет любую часть себя, это умаляет его существование». Он пришел к выводу: «Я – лишь малая часть того, кем был когда-то».
Боли в призрачных руках и ногах часто казались более реальными и назойливыми, чем такие же ощущения в реальных конечностях.
Хотя «Случай Джорджа Дедлоу» был отвергнут медицинскими журналами, эта история трогала сердца людей гораздо сильнее любой научной статьи. Сотни тысяч людей были искалечены и изуродованы во время гражданской войны. Почти у каждого человека был брат, дядя или кузен, чьи раны остались на всю жизнь. Более того, это был первый вооруженный конфликт, запечатленный в фотографиях, и он оставил в психике американского народа неизгладимые образы инвалидов, ужасных ранений и уродств. Эти зловещие фотографии в музеях и журналах некоторым образом продолжали дело, начатое Везалием в его трактате «О строении человеческого тела», но они не прославляли человеческий облик, а были скорбным каталогом его разрушения.
Но, несмотря на свою силу, эти образы изувеченных людей оставались безмолвными, пока Джордж Дедлоу не наделил их голосом. Его история говорила за каждого инвалида на сельской площади, за каждого калеку, просившего подаяния на паперти, за каждого человека с ампутированными конечностями, призраки которых заставляли его кричать по ночам.
Поэтому летом 1866 года пожертвования для капитана Дедлоу со всей страны поступали в Филадельфию. Толпы людей собирались у дверей госпиталя, умоляя о встрече с их героем, и были поражены, когда им говорили, что его не существует. Директор госпиталя с большим прискорбием сообщал людям, что среди его пациентов нет Джорджа Дедлоу. Его имени нельзя было найти даже в больничных архивах. Более того, военные проверили свои архивы и не обнаружили ни одного случая ампутации всех конечностей. Статья в Atlantic Monthly оказалась вымыслом.
Единственной реальностью было психическое расстройство Дедлоу, к которому медицина раньше не относилась серьезно. Парадоксальным образом, единственной настоящей подробностью были призрачные конечности.
* * *
С тех пор как люди стали воевать друг с другом, хирурги проводили ампутации, хотя до недавнего времени лишь немногие солдаты доживали до того, чтобы рассказать о своем опыте. Наряду с новой методикой по лечению пулевых ранений Амбруаз Паре убедил хирургов XVI века не прижигать обрубки после ампутации кипящим маслом или серной кислотой. Вместо этого он предложил лигатуру, включавшую перевязку разорванных артерий и зашивание обрубка. Это значительно уменьшало кровопотерю и риск инфекции (не говоря о боли) и означало, что калеки наконец получали достойные шансы на выживание. Паре был настолько уверен в их выживании, что начал изобретать для них фальшивые конечности, иногда с частичной подвижностью благодаря шарнирам и пружинам. (Однако его традиция изготовления накладных ушей, носов и пенисов осталась без продолжения.)
Неудивительно, что первые разрозненные упоминания о фантомных конечностях появились в сочинениях Паре и быстро стали объектом интереса для философов. Рене Декарт иногда совершал экскурсы в область неврологии – он прославился тем, что объявил шишковидную железу (28), кусочек плоти размером с горошину чуть выше спинного мозга, земным вместилищем человеческой души, – а также рассуждал о значении фантомных конечностей.
История о девушке, потерявшей руку из-за гангрены, которая просыпалась со стоном от боли в этой руке, особенно поразила его. Она «разрушила мою веру в собственные чувства», – написал Декарт. Причем разрушила до такой степени, что он перестал доверять чувствам как надежному источнику знаний о мире. Отсюда оставался лишь маленький шаг до изречения Cogito ergo sum
[22], объявлявшему о его вере только в силу рассудка.
