Мой собеседник всерьез задумался.
— Значит, вы просите условия, — произнес он, — Предлагаю поразмыслить, мой друг… Не беспокойтесь, смею вас заверить, вам не придется предавать графа Апраксина… Мне нужна ваша помощь по личному для меня делу…
Необъяснимое волнение охватило меня, по задумчивости собеседника я догадался, что он уже примеряет возможности, способные заставить меня исполнить свою волю. Понимая, что Ламанский ради желаемого готов пойти на любые дурные поступки, я с трудом сдерживал беспокойство за судьбы близких.
Собеседник поймал мой взор и вновь улыбнулся, угадав мои мысли.
— Право, не стоит полагать, будто я собираюсь причинить вред вашей семье, — произнес он с насмешкой. — Мне ни к чему сей напрасный труд.
В гостиную вошел лакей, тем самым Ламанский давал мне понять, что мой визит закончен. Мне не хотелось задерживаться в его обществе, и я с радостью покинул обитель неприятного субъекта.
* * *
Удивительно, но в парке мне удалось стать свидетелем весьма личного разговора Северина и Вышегородцева, тема которого весьма заинтересовала меня.
— Мне очень неприятно появление некоего Странника, — произнес Северин, его голос звучал удивительно твердо, я впервые услышал подобный тон от романтического мечтателя. Выходит, искатель приключений не так уж прост, — осмелюсь предположить, сей визит и вам доставил немало волнений…
Князь был явно не расположен беседе с человеком, которого недолюбливал, а в моменты особых переживаний, такие люди вызывают особое раздражение.
— Мое беспокойство вполне объяснимо, — ответил Вышегородцев недоверчиво, — но чем вам не угодил уродливый гость гор?
Он принужденно усмехнулся. Князь давал понять, что не настроен для длительного разговора с собеседником, которого откровенно призирает.
— Дело касается моей былой дружбы с Ламанским, — нехотя ответил корнет, — Странник многое прознал, но пока он не осмелился шантажировать меня… Пока…
Вышегородцев молчал. Северин молча ждал ответа. Меня поразило хладнокровие молодого господина, всегда казавшегося столь неспокойным в выражении чувств.
— Чем обязан вашей откровенностью, — наконец, спросил князь.
— А ведь вы все понимаете, — усмехнулся корнет, — мы с вами могли бы избавиться от этой беды…
— Нет, — перебил его Вышегородцев, — как вы смеете?!
Князь задыхался от негодования.
— При всех моих дурных качествах, я никогда не осмелюсь на подобное злодейство! — возмутился он.
— Выходит, вы не настолько опасаетесь за свою жизнь, — изумился собеседник. — Значит, я ошибся…
В натянутом разговоре вновь возникла пауза. Вышегородцев явно боролся с противоречивыми чувствами. Северин, казавшийся недалеким романтиком, подчинил себе надменного князя.
— Если вы передумаете, — продолжил корнет, — буду рад поделиться с вами своими соображениями… Спешу заметить, не тешьте себя надеждами, будто я решусь поквитаться с «черкесом» в одиночку… Для осуществления моего замысла, надобен помощник… Ради такого дела я готов позабыть наши былые разногласия… Надеюсь, теперь вы не считаете меня глупцом?
Удаляясь, Северин насмешливо поклонился. Через несколько мгновений мы встретились. Удивительно, но любитель приключений не выказал никакого беспокойства, что я мог услышать их разговор. Невозможно было не заметить, что романтически добродушные черты лица корнета обрели некоторую хищность. Северин учтиво поприветствовал меня. Постепенно его лицо вновь обрело прежнее благодушие.
— Князь вновь в дурном расположении духа, — произнес он весело, — боится убийцы… Признаться, я и сам опасаюсь кинжала в спину, но безумие ужаса еще не охватило мой разум.
Попросив передать самые наилучшие пожелания моим милым родным, Северин покинул меня.
Немного переждав, я подошел к Вышегородцеву.
— Я встретил корнета Северина, — мой голос звучал задумчиво, — вы говорили с ним?
Князь на мгновения замешкался, но, сообразив, что, возможно, Северин не станет отрицать факта беседы, утвердительно кивнул.
— Мы поболтали по-приятельски, — спешно ответил он, отведя взор.
На пальце князя красовался недавно приобретенный перстень, украшенный бирюзою. Простое украшение? Бирюза давно снискала славу талисмана, хранящего от насильственной смерти. Различные талисманы, обереги — на мой взгляд бессмысленная мода, полученная от французов, которые весьма трепетно относятся к амулетам.
Помню, частенько ссыльные «охотники» хвались своими талисманами, уверяя меня, что теперь их ни одна пуля не зацепит. Каких только оберегов я не повидал, даже мусульманские и еврейские символы. Мне оставалось только смолчать. Несчастные глупцы погибали независимо от своих безделушек, но выжившие объясняли свое спасение силой амулета. Какой вздор!
Любопытно, откуда взялось поверье, будто бирюза хранит от насильственной смерти? Здесь не европейская традиция. Французы в России с живым интересом узнают о подобных «свойствах» бирюзы.
Да, Вышегородцев панически боится убийцы, и это не игра.
Мои размышления пронеслись за мгновения.
— Не предполагал, что вы приятели, — с удивлением произнес я, — обычно вы посмеивались над корнетом Севериным…
Мои слова вызвали у юного князя нескрываемое беспокойство. Он поднял на меня усталый взор, загнанного зверька.
— Все в прошлом, — перебил меня Вышегородцев, — тогда я вел себя возмутительно по отношению ко многим, говоря о них нелицеприятные вещи… Поверьте, я успел сотню раз раскаяться в своем поведении! Находясь в шаге от гибели, многие вещи воспринимаются совсем иначе.
Я не мог не согласиться с последней фразой, неужто бывалый повеса сумел уяснить столь сложные философские особенности скоротечной людской жизни.
Не дожидаясь моего очередного вопроса, князь спешно удалился.
Разумеется, предложение Северина испуганному князю не могло не заинтересовать, но логика сыщика подсказывала мне — все не так уж просто. Любопытно, почему Северин рисковал, заведя подобный разговор в парке средь бела дня?
Из журнала Александры Каховской
Константин вновь получил письмо от Ламанского, назначившему ему срочную встречу, настоятельно попросив не опаздывать. Постскриптум Ламанский написал, что был бы весьма счастлив увидеть «Мадемуазель Каховскую».
— Не ожидала, что старый проныра охотник до сверхъестественного, — усмехнулась Ольга, — любопытно, чего ему надобно от нашей Аликс? Неужто Ламанский вдруг унял свою гордыню и опасается за свою жизнь?
— Ты позволишь мне отправиться на встречу с Ламанским? — робко спросила я.
Сестра, склонив голову на бок, молча задумчиво смотрела на меня. Я перевела умоляющий взор на Константина, но он не произнес ни слова, считая себя не вправе распоряжаться моими чувствами.
