— Возможно, вы правы, — задумалась я.
— Даже болван Юрьев не сможет вам помешать! — добавил он сердито.
— Простите, не имею чести знать…
— Вы не обязаны знать каждого жандармского болвана! — категорично заметил доктор. — Он занят лишь разоблачением мнимых заговоров и не видит дальше своего носа!
Только теперь я вспомнила одну из бесед Константина и Майера. Доктор рассказывал, как однажды по хлопотам Юрьева его арестовали по обвинению в заговоре. С тех пор их отношения стали более чем прохладными. Я решила не уточнять, как Юрьев может помешать моим видениям помочь Константину. Майер вздрагивал при любом упоминании имени давнего недоброжелателя, и на его лице мелькала гримаса возмущения.
— Знайте, я на вашей стороне! — произнес доктор серьезно. — Беда в том, что вы не умеете доказывать наши доводы, но я всегда готов придти на помощь! Поверьте, я умею убеждать…
В его голосе звучала суровость, адресованная ко всем, кто «не видит дальше своего носа». Я не смогла сдержать улыбку.
Доктор со вздохом взглянул на часы.
— Мне пора к одной почтенной графине, — произнес он, разочарованный тем, что вынужден прервать нашу беседу, — у нее…
Он задумчиво пробормотал что-то по латыни. Разумеется, я не стала просить перевода очередной редкой болезни, которые обожают находить у себя многие дамы и хвастать друг перед другом. Нередко доводилось слышать разговоры «у меня такая-то болезнь…» — название по латыни, «ой, помилуй Боже! А у меня такая болезнь!» — тоже название по латыни. Ольга вообще считает подобные беседы недостойными для дамы, не впавшей в старческое слабоумие.
Майер удалился, и я вновь осталась в одиночестве.
Глава 2 Предвестник чувств
Из журнала Константина Вербина
Меня проводили на квартиру, где остановился граф Апраксин. Офицер расхаживал по гостиной, его лицо было бледным и осунувшимся. В стороне у окна стоял мой старый знакомый Юрьев, ставший подполковником Шестого округа Корпуса Жандармов
[1].
— Вы недавно приехали и не знаете о важном деле, которое под нашим началом собирался выполнить поручик Кравцов, — произнёс граф устало, опускаясь в кресло. — Для этого я и подполковник Юрьев прибыли в Кисловодск. Он должен был договориться с турецким князем Селимом ад-Хамидом, дабы тот отменил своё решение о помощи черкесам.
Мы с подполковником опустились в кресла напротив друг друга. Хоть я и привык к вечно озадаченному лицу Юрьева, но сейчас мой приятель выглядел особенно задумчивым и потерянным. Мне знакома подобная растерянность, когда приходится оказаться в водовороте непривычных событий, и вдобавок должно принять спешное решение или немедля найти разгадку сложной задачи, запутанное условие которой написала жизнь.
— Подполковник Юрьев сообщит вам подробности, — продолжал Апраксин суровым тоном. — Случай очень щепетильный, если убийца не будет найден в ближайшие сроки, нам всем не поздоровится. Возможно, нам вменят то, что мы сорвали дело государственной важности… Разумеется, все подозрения пока падают на турка, но у нас нет никаких доказательств, чтобы предъявить ему обвинение, а бездоказательные выводы могут быть расценены как клевета и повлекут усложнение отношений с Османским государством, а они и без того неважные. Даже если мы раздобудем доказательства, политического скандала не избежать.
— Осмелюсь заметить, — произнёс я осторожно, — убийство может быть не связано с происками врагов Империи. У меня было одно дело в Петербурге, когда одного из лучших чиновников канцелярии убила ревнивая жена…
На мгновение лицо графа прояснилось.
— Дай Бог, чтобы ваше предположение оказалось верно, — произнёс он устало. — Но для того, чтобы выяснить мотив преступления, надобно сначала найти самого убийцу. Должно поторопиться, как вы понимаете, дело не терпит задержки!
Я отрапортовал, что рад приступить сегодня же.
Пожалуй, я бы не согласился с утверждением графа Апраксина, будто сначала следует схватить убийцу, а потом уже подумать о мотиве. Жизненный опыт заставил меня убедиться в обратном, нередко именно верно вычисленный мотив, помогает разоблачить хитроумного преступника. Не бывает убийств без мотива… Хотя, поговаривают, что в Англии появился безумец, убивающий людей ради забавы весьма изуверскими способами. Мне с трудом вериться, что на свете встречаются подобные мерзости, даже черкесские «хищники» не замечены в подобных злодействах.
— Не беспокойтесь, старина, — сказал мне Юрьев, когда мы покинули генерала. — Вы не были причастны к нашему делу, с вас спроса не будет.
— Мой друг, — улыбнулся я, — мне ещё рано хоронить себя в маленькой провинциальной усадьбе, что ждёт меня, если я не найду убийцу в течение недели и зарекомендую себя как непригодный.
Подполковник кивнул.
— Тело нашли на рассвете, — сказал Юрьев. — Меня не отпускает мысль, что это дело рук наёмных убийц турецкого князя, — он взглянул на часы. — Нам уже назначено время для встречи с ад-Хамидом. Думаю, будет разумнее начать именно с этой беседы…
* * *
Селим ад-Хамид, гладко выбритый, одетый по последней европейской моде черноглазый мужчина среднего возраста, поприветствовал нас в изысканной восточной манере. Как оказалось, он весьма недурно говорит по-русски, лишь изредка запинаясь, вспоминая нужные слова. Я знал, что нынешний султан, Махмуд II, пытается привить европейскую культуру своему народу, хотя подобные нововведения вызывают явное недовольство не только среди консервативных простолюдинов, но и в кругах религиозных аристократов.
— Ваш посланник говорил со мной, — произнёс турок. — Он нанес мне визит после бала. Я угостил его кофе, весьма любезно побеседовав, мы мирно расстались… Я согласился на предложение вашего посыльного, ведь у него было то, что мне надобно…
Турок сделал паузу, дабы увидеть, понимаем ли мы его намёк. Хамид догадывался, что мы в курсе его дел.
— Как долго длился ваш разговор? — спросил я.
— Не более получасу, ваш посланник прибыл ко мне после часа ночи. Он принёс мне то, что надобно, — ещё раз намекнул Селим. — Мое сердце скорбит по вашему воину. Я думаю, он был хорошим человеком…
В гостиную вошла весьма привлекательная молодая особа яркой восточной внешности, невысокая, тоненькая, одетая по-европейски, но по светскому мнению весьма скромно — в закрытое темное платье с кружевным воротником, открывающим лишь тонкую шейку. Поприветствовав нас грациозным реверансом, восточная барышня направилась к столику у окна, где лежала книга.
— Моя воспитанница, Надин, — с гордостью представил ее Селим. — Обедневшие родственники согласились отдать мне свою дочь под опеку…
