Согласно этикету, поборов страх, пришлось отчеканить, что рада его обществу. Лицо Генриха выражало всяческое благодушие.
— Прошу вас, не бойтесь меня, — произнес он с улыбкой, — я не из тех, кто возненавидит любого, кто отличается от остальных…
— Весьма благородное качество! — ответила я, скрывая удивление.
— Вам одиноко, — произнес Генрих, в его тоне не было жалости, лишь понимание, — могу порадоваться, что у вас есть любящая семья…
Его голос и улыбка действовали успокаивающе.
— Благодарю, — кратко ответила я, смущаясь от внезапной заботы.
— Не хочу быть навязчивым, но вам стоит вернуться в зал, — произнес Генрих, — солнце скоро скроется, и быстро похолодает…
Он был прав, солнце уже почти скрылось за деревьями, потянуло прохладой.
Поблагодарив за заботу, я поспешила в ресторацию в сопровождении нового знакомого.
— Ничего не бойтесь, — шепнул он мне, — страх ваш враг, мадемуазель.
В ресторации только что начались танцы. Не успела ступить в зал, как меня пригласили. Бальная книжка
[18] всегда заполняется быстро. Отказывать любезному кавалеру слишком трудно.
— Милая Аликс, — сказала мне Ольга в этот день, — прошу тебя, не заполняй всю книжечку, оставь пару танцев для того, кто, действительно, придется по нраву…
Во взоре сестры мелькнуло лукавство, но послушалась.
На второй танец меня пригласил князь Долгоруков.
В ответ на приглашение прозвучал тихи лепет:
— Простите, но у меня нет ни одного свободного танца.
— Аликс, ты забыла, этот танец у тебя свободный! — воскликнула Ольга, на такой тон я не посмела возразить. — Князь, прошу простить мою сестру, она столь невнимательна…
Глубоко вздохнув, я не знала, благодарить сестру или злиться… Мы с князем пустились в вальс…
После танца князь расстроено сказал Константину.
— Барышня воротит от меня лицо, неужто я столь неприятен, — сокрушался он.
На сей раз меня бросило в холод.
— Эх, Аликс, когда же ты научишься говорить? — добродушно пожурила меня Ольга.
Я промолчала, отведя взор.
— Ладно, милая, не вздумай беспокоиться, воспитанная барышня не должна сразу дарить надежду поклоннику! Пусть немного потомиться… Но лишь немного, иначе перебежит в стан более сговорчивой особы…
Ох уж эта невыносимая светская премудрость!
Танцевать я люблю. Удивительно, но в танце с людьми, которые мне безразличны, чувствую себя более увереннее, просто наслаждаясь танцем.
Кружась в очередном вальсе, я вдруг заметила, что Генрих наблюдает за мною. В его взгляде был интерес, но не внимание поклонника и не любопытство мистика. Похоже, Константин заметил заинтересованность Генриха к моей персоне и направился к нему. Как бы хотелось услышать их беседу!
Из журнала Константина Вербина
Брат Генрих произвел на меня особое впечатление. Признаюсь, встретив столь любезного и веселого проповедника новомодных религиозных идей, я остался очень удивлен. Предо мною предстал человек располагающий к себе и вызывающий только благоприятные чувства. Также мне показалось странным его внимание к Аликс. Разумеется, не удивило бы, кидай он на мистическую барышню взоры полные ненависти, но в его взглядах читалось явное нескрываемое любопытство и… жалость. Да, весьма занятно, но брат Генрих смотрел на Аликс с неким сочувствием.
Не дожидаясь, когда нас представят, я сам направился к брату Генриху, дабы завести знакомство, имея все основания рассчитывать на доброжелательный ответ.
— Весьма рад встрече! — произнес Генрих, когда мы обменялись сухими фразами, с которых незнакомые люди начинают беседу. — Я слыхал, вы весьма удачливый сыщик…
Он четко сделал ударение на слове «удачливый». Я решил не возражать, что в деле сыщика одна удача не поможет, куда важнее умение мыслить и действовать.
— Любопытно, что привело вас в наши далекие края? — поинтересовался я.
— Хотелось лицезреть рай на земле, — ответил Генрих вкрадчивым голосом, вновь улыбнувшись своею мягкой улыбкой.
— Мне приходилось слышать, что вы проповедуете некие религиозные взгляды, — перешел я к интересующему меня делу.
— Совершенно верно, — ответил проповедник.
— Было бы очень интересно послушать ваши рассуждения, — я старался придать своему тону наибольшую благожелательность и интерес.
— Право, очень жаль, но это не представляется возможным, — ответил Генрих, его тон вдруг обрел строгость.
— Позвольте узнать, почему? — я оказался крайне удивлен.
— Беседы о святых делах возможны лишь с учениками на тайных собраниях… Простите, но вы не готовы стать моим учеником…
— Весьма интересно, кто заслуживает вашего внимания? — поинтересовался я, всячески стараясь скрыть иронию в голосе.
— Только тот, кто готов отвергнуть себя, предоставив свой разум пастору, — ответил Генрих, вновь одарив меня улыбкой, которая в свете сказанных слов выглядела жуткой.
— Пастору? Вы говорите о себе? — мой голос прозвучал насмешливо.
Генрих кивнул.
— Прошу меня извинить, но вы не готовы внимать истине, — произнес он, — надеюсь, со временем ваше сердце смягчиться…
— Не уверен, — задумчиво ответил я.
На сей раз сочувственный взгляд пастора был адресован мне.
— Вы несчастный человек, Вербин, которому никогда не познать правды, — произнес он печально.
Мне присуще достаточно благоразумия, дабы не затевать бесполезный спор.
— Придется существовать в неведении, — ответил я.
Ответ оказался неожиданным для брата Генриха, на мгновение на его спокойном лице отобразилась тень удивления, тут же скрытая под сладкой улыбкой. Оставив странную философию без ответа, проповедник удалился.
— Я представляла его совсем иначе! — шепнула мне Ольга.
— Выходит, брат Генрих личность гораздо более безжалостная, чем мы думали.
— Прости, я не понимаю… — супруга растерялась.
— Злодей, прячущийся под маской доброжелательности, гораздо опаснее, — пояснил я, — самые жестокие преступления совершались с умиротворяющей улыбкой на устах…
Ольга вздрогнула.
— Не могу понять… ведь он глядел на Аликс с такой добротой и пониманием… Она рассказала, что Генрих был с ней очень мил при беседе в парке…
— Именно эта доброта вызывает беспокойство, — задумался я.
